Антон Кильдяшев - Дворяне и ведьмы (СИ)
Оглядевшись среди пепельных дюн, Настас выбрал себе путь ко дворцу. Сначала выйти на сохранившиеся от огня улицы, к видным из-за холмов ладным крышам, затем пройти по прямой дороге к Лестнице Богов. Две части города разительно отличались друг от друга. В них даже небо было разным, как и краски. Пусть и две оставшиеся целыми четверти, Новогород и Следовая, оказались изъедены принесённым ветром пеплом, они всё ещё были живы и здоровы.
Разве что Настас видел слишком много бедняков в относительно богатых четвертях. И стражу - она была везде, просто невероятно много. Сбоку у одного из домов княжич видел, как стражники в масках доносили приказы чиновников. Из-за закоулка вышел тёмный брат, повязавший одной верёвкой человек десять измазанных в золе.
- Царю нужны рабочие руки. Красов должен быть восстановлен.
Настас смотрел на уменьшающиеся фигурки и всё больше понимал, что ситуация была ужасна. Казне не хватает средств, и трясут богатеев. Городу не хватает рук для восстановления - и обездоленных пожаром и остальную голытьбу сбивают палками в толпу и заставляют отстраивать всё заново.
Он только надеялся, что те столичные трущобы, о которых он так много слышал, больше не будут портить город. И Белев, и Красов из-за них стали ужасны.
***
Во дворец Красича пустили без проблем. Выйти же не давали тёмные братья.
Зал, в котором собралась его родня, был украшен гобеленами, гербами, головами невиданных зверей и, конечно же, статуями, стоявшими в нишах меж колонн. Эти предметы встречались всюду, и потому бросились Настасу в глаза первыми.
Красный ковёр с узором по краям лежал от входа в зал до лестницы и поднимался по ней вверх, облегая ступени. Бежевые стены, украшенные золотом различных картин и цветом слоновой кости колонн и статуй прекрасно подходили ему, как и выложенный камнями тёплых цветов пол. Сбоку в соседней комнате журчал фонтан и доносился смех каких-то весёлых толстушек и парочки их кавалеров.
Княжич осмотрел присутствующих и естественно, не нашёл никого, кого бы знал. Более того, никто и не заинтересовал - даже статуи, стоявшие в нишах в стенах, были ему симпатичнее. Он жутко любил ту, что стояла в глубине крепости Гиблолёса без руки. Статуя женщины, которая стояла под лестницей, казалась сестрой той, оставшейся дома. Стиль, выражение лица, камень и цвет - всё было одинаковым. Даже странный жест руками, которые будто бы сжимали какое-то орудие труда - косу, полагал княжич - но само оно отсутствовало, и он был у этой статуи. Настас попытался отыскать взглядом то пустое место, откуда бы отец мог украсть свою, но не смог найти - все истуканы были на своих местах.
- Эй, привет! - Услышал Настас знакомый, пусть и огрубевший голос.
Тефана он узнал не сразу. За всё то время, что прошло с их последней встречи сильно вырос - особенно вширь. Соплёй его назвать Настас уже бы не смог даже если захотел.
- Твоя мама здесь?
Краснощёкий парень обиделся. Настас укорил себя за показавшийся вполне нормальным вопрос - где был Тефан, там рядом крутилась его мамочка. То, что её нигде не было видно вызвало в княжиче удивление и как следствие обидный вопрос.
Впрочем, Настасу было всё равно, что чувствовал Тефан. Он не хотел идти с ним на конфликт, только и всего.
- А твой папа? - Надул парень щёки.
- Болен.
Дворец просто кишел Красичами. Один из усатых, будто сомы, стариков хвалился, что успел сбежать от пожара. В то же время в другом углу зала сидела невероятно похожая на Тефана женщина - даже не сестра или кузина его матери, а далёкий, далёкий её родственник - плачущая о погибшем в огне муже. Настас зря надеялся, что это сделает его наследником одного из владений или хотя бы подвинет вперёд очередь - умерший был таким же, как и он, в скором времени изгоем.
Многие из них прибыли ещё за неделю до того, как прибыл во дворец Настас. Всего один из них был из первых десяти владений и держался благороднейшим образом в центре зала и в то же время вдали ото всех. Десяток-два были выше сотого владения, из которого пришёл Настас, и четыре из владений ещё ниже рангом.
Правда, один лишь он был вообще никем. Даже владение его, которое ему не принадлежало при ещё живом отце и не будет при мёртвом, было ненастоящим. Тефан пытался подкалывать на этот счёт, но получилось у него скверно и не заслуживало внимания.
У других получалось гораздо лучше и больнее. В такие моменты Настасу становилось даже жаль отца - сходные ситуации рождают понимание друг друга, и Спас казался такой же жертвой, как и он сам. А затем вспоминались все те годы унижения, и от сострадания не оставалось и следа.
- Слышали, ваш отец заболел ужасной болезнью. - Остановился перед княжичем какой-то родственник, щеголявший роскошными рыжими усами и лысой головой. Помпезность же пёстрого наряда была несравнима ни с чем иным в этом богатом зале. - Если вас так пугает возможность стать изгоем, обращайтесь, скрасим деньгами ваше изгнание.
Настас поблагодарил надменного Красича, и тот ушёл, сверкая ухмылкой. Краем глаза княжич заметил довольную улыбку ещё одной родственницы. Завернув у лестницы вбок, усач направился прямо к ней. "Она меня знает, и, посочувствовав, заставила мужа предложить мне помощь". Его немой вопрос "зачем?" никогда не был отвечен.
Должно быть, она уже думала, что Настас смирился со своей судьбой. Самодовольная дура так на него и смотрела - с жалостью и всеобъемлющим пониманием. Княжич не понимал, как можно быть таким существом. Для них все вокруг были лишь плодами их собственного воображения, с которыми они были вольны поступать так, как захотят. Остальные были пустышками, побуждаемыми самыми простыми мотивами вроде поесть, поспать и поразмножаться, столь очевидными для гениев вроде неё. Направлять и защищать глупцов было выбранным ею самой великим, не требующим вознаграждения долгом. Кто, как не она способны это сделать? Никто. Только ей одной доступно это великое знание.
Всегда Настас удивлялся, когда слышал о таких людях. "Как можно не видеть очевидного?", - думал он, и представлял себе вместо них слабоумного идиота. Теперь же он собственной персоной встретил одного из них и оказался в замешательстве. Одного взгляда этой женщины было достаточно, чтобы он яростно желал высказать ей всё, что о ней думает.
"Не дождётесь", - сжал зубы он. Со всех сторон на него глядели далёкие, далёкие родственники и ухмылялись - порой даже милосердно, будто оказывая услугу. Они решали его судьбу и даже не спрашивали, что он об этом думал. "Я Красич, и никакое выдуманное потомками Красного Краса правило изгнания не лишит меня моего права. Оно моё по крови!"
