Андрей Мартьянов - Беовульф
За время от начала снегопадов до зимнего солнцеворота сгинули девять человек – шесть воинов, две женщины и мальчишка, средь бела дня ушедший в близлежащий лесок за хворостом, да так и не вернувшийся.
Искали, конечно. Собаки брали след, но очень быстро поджимали хвосты и начинали подвывать, отказываясь идти дальше. Они не боялись – просто не хотели, а заставить псов идти дальше было невозможно ни побоями, ни щедрыми подачками.
Эремод-годи бросил палочки с рунами, отдал Вотану жертвенного козла и только головой покачал: руны возвещали недоброе, а боги жертву приняли с неохотой – кровь быстро сворачивалась на морозе, священный огонь не разгорался, дым стлался по земле, а не уходил в небо.
В этом тоже усмотрели дурное предзнаменование.
…Йоль, день, когда зимнее солнце начинает прирастать, возвещая скорое пришествие весны и возвращение тепла, варвары всех племен справляют от души, не жалея припасов и пива. Самый радостный праздник в году, когда в Оленьем зале собираются старейшины из окрестных деревень, дружина пирует чуть не трое суток подряд, пока не устанет от богатырского веселья, достойного легендарной Скандзы.
Подозрительные исчезновения и настороженность жрецов не могли испортить Йоль – сейчас зима, всякое случается! Когда солнце уходит, открываются прорехи между мирами, оттуда всякое непотребство может выползти. Кто знает, вдруг людей ледяной великан утащил? Такое бывало, старые люди рассказывали.
Восходящее «новое» солнце приветствовали у «божьего столба», возвышавшегося над мужскими домами. Пришли жрецы с капища, такой праздник надо встречать вместе с другими людьми. Эремод заколол быка, мясо потом унесли к стряпухам.
Пиршество началось в полдень, Олений зал вместил три с лишком сотни родичей Хродгара и гостей, сумевших добраться до Хеорота через заснеженные холмы Даннмёрка. Успокоились только глубоко ночью, когда повалились с ног даже самые стойкие.
Пробуждение оказалось кошмарным. Двадцать два человека не проснулись вовсе – их убили. Впрочем, нет, не так: не убили, а растерзали.
Когда первая паника улеглась – очень уж страшно выглядели последствия ночной бойни, – стали всем миром смекать, что произошло? Человек, даже очень сильный, не мог сотворить подобного, люди обычно убивают оружием, любому воину известно, как выглядят раны, нанесенные мечом, боевым топором или острием пики. У некоторых из погибших грудь словно бы разорвали огромной пястью, другим взрезали горло острейшими когтями, третьи…
Это и было самым чудовищным. На телах виднелись следы зубов – неизвестная тварь, заглянувшая ночью в Олений зал, не отказалась потрапезничать, предпочтя человечину иному угощению, которого на столах оставалось предостаточно.
Возникло множество вопросов. Почему не подняли тревогу? Кому принадлежат кровавые следы на стенах и половицах? Прежде никто и никогда не слышал о том, чтобы тролль, ледяной великан или иное подобное существо подошло близко к человеческому жилью, не говоря уже о том, чтобы напасть на людей прямиком в доме! Наконец, собаки: появись рядом с Оленьим залом чужак, человек или зверь, они переполошили бы весь поселок – псы у данов лютые, варвары нарочно ищут щенков-волчат, выращивают и получают потомство от волка и собаки; полуволк вынослив, силен и не ведает страха!
Двух собак потом нашли мертвыми, тварь сломала им шеи. Это какой неимоверной силищей надо обладать, чтобы справиться с огромными псами! Те, что остались живы – а свора у Хродгара была немаленькая, да и воины в мужском доме держали собак! – выглядели обычно, ненапуганными и невстревоженными. Да что же это делается, а?..
Все жрецы, кроме Эремода и молодого Гуннлафа, едва принявшего посвящение, тем днем молча ушли в капище – испрашивать богов. Вотан должен был сказать, за что прогневался на своего прежнего любимца Хродгара. Видать, в Асгарде тоже праздновали Йоль, и боги не ответили, а после и вообще отвернулись от Хеорота.
Эремод, не получая вестей из «нового» капища (жрецы поселились там незадолго до смерти старого конунга Хальвдана), находившегося на болотах всего-навсего в четверти дневного конного перехода от поселка, отправился туда, едва перестало мести и установились морозные солнечные дни. Болота давно замерзли, потому лошадка Эремода прошла напрямую, а не через тайную тропу, проложенную в незапамятные времена среди погибельных трясин…
Шесть трупов, из них два изъеденных – не волком, не хорьками, не лисицей и не медведем, какие в Даннмёрке встречались редко и только в лесах южнее, ближе к порубежью с ютами. Да и слова «изъеденный», «траченный», какие обычно используют для обозначения мертвецов, тела которых повредил обычный хищный зверь, большой или маленький, подходили мало: некто вначале убил всех шестерых годи, а потом устроил кровавую каннибальскую тризну, два скелета обглодав дочиста.
Эремод не убоялся, до сумерек исследовав капище вдоль и поперек. Никаких следов не нашел. Потом вскочил на коня и примчался в Золотой бург, говорить с Хродгаром. Если нечисть пришла к богам, на священную потайную землю, оберегаемую асами и ванами, значит дело совсем плохо. Жрецов убили – еще хуже. Да и людоедство…
Где такое видано, конунг? Что происходит? Чья вина?
Тогда, как уверял Хродульф, владетель Хеорота и военный вождь данов впервые «ушел от народа» – заперся в Оленьем зале, никого к себе не допускал, все тяготы власти переложив на молодую жену, прекрасную Вальхтеов. Только по весне взял себя в руки, собрал войско и ушел в поход – в дальний поход, не куда-нибудь, а за Бистулу.
Славно побился с жемайтами, литами и балтами, пощипал антов-кочевников, вернулся по осени с богатой добычей, свою долю отнес на капище: Эремод за лето хитроумно переманил двух фризских жрецов и одного сакса, соблазнив богатством и славой Хеорота. Приглашение они приняли, а предостерегающими словами Эремода пренебрегли, хотя годи честно рассказал, что произошло на капище минувшей зимой.
Все трое погибли следующей весной. Капище сочли проклятым, и больше люди туда никогда не ходили. Требы богам теперь относили в дальнее святилище, которое находилось между озерами у поселения Сканнеборг, в дне конного перехода.
…Вплоть до самого Йоля ничего не происходило. Никто не исчезал, зимовали мирно и бестревожно, прошлогодние события начали забываться. Однако на пятую седмицу после Йоля чудовище вернулось – тварь за ночь вырезала семнадцать дружинных, двое сгинули. Весной нашли кости на побережье и мелкие вещицы, по которым и опознали пропавших.
С каждым годом становилось только хуже: незримое чудовище убивало с наступлением холодов, редко случалось так, чтобы люди исчезали осенью или по ранней весне. Летом – никогда.
