Элизабет Кернер - Малый драконий род
До Весеннего равноденствия оставалось больше двух недель. Уже целый месяц мы путешествовали окольными дорогами, с той самой ночи, как на нас напали наемники, — и ни тебе харчевни, пусть самой захудалой, ни постоялого двора, а дождь все никак не переставал.
Ну, так по крайней мере казалось. Когда вынужден согреваться лишь жалкими язычками пламени, лижущими одно-единственное полено, насколько его хватает, уж поверьте, всякое терпение и понимание вскорости улетучиваются бесследно. Джеми начал ворчать на Реллу, Релла ворчала на меня, а я — на всех подряд. Вариен умудрялся сохранять невозмутимое спокойствие, и порой это меня просто бесило. Впрочем, тогда меня все что угодно могло вывести из себя. В свое жалкое оправдание могу лишь сказать, что в голове у меня по-прежнему раздавались голоса. Они, казалось, то и дело являлись сразу скопом, так что иногда сбивали меня со всяких мыслей, хотя временами бывали еле-еле слышны. Не знаю даже, что мне казалось лучше, но я была уверена в одном: голоса эти были мне уже поперек горла — мне вообще все осточертело, и особенно я сама. Спасибо хоть не нападали больше — видать, Владычица все же решила пособить.
Джеми ежедневно уделял нам с Вариеном немного времени, обучая нас бою на мечах. Лично я ненамного продвинулась с тех пор, но вот Вариену вроде бы это мастерство давалось с легкостью: он словно был для него рожден, как дракон для воздуха, — и спустя две луны он владел мечом куда лучше меня. Само собой, мне из-за этого было до злости обидно.
Кажется, я все это время пребывала в дурном расположении духа — по крайней мере когда бодрствовала. И как ни пыталась с этим бороться, ничего у меня не выходило: по любому пустяку я могла выйти из себя.
— Ланен, ну как ты? — спросил негромко Вариен, когда в полдень мы остановились, чтобы перекусить, расположившись под сенью старых деревьев, представлявших собой весьма жалкое укрытие. Но тут хотя бы дождь не так донимал, и то хорошо.
— Так же как и всегда, когда ты меня об этом спрашиваешь, — проворчала я. — Все покоя не никак не найду — и в голове кавардак, и вокруг не лучше.
Я отошла и принялась шарить там и сям в надежде отыскать хоть сколько-нибудь сухого топлива. Найдешь тут, как же!
Мы перекусили черствым хлебом, холодным сыром и полосками вяленого мяса — все это было куда суше, чем мы сами.
— Клянусь вам, — пробурчал Джеми, которому все это уже опостылело не меньше, чем мне, — ежели эта канитель продлится еще неделю-другую, начнется членовредительство.
— Будет петушиться, — откликнулась Релла. Отчего-то она сегодня была настроена куда благодушнее, чем пару дней назад. — Уже недалеко.
— Что недалеко? — спросила я.
— Скоро будет ночевье, полдня пути осталось.
— Что за ночевье? — полюбопытствовал Вариен. — Яви благодушие, госпожа, скажи: там нас ждет очаг и прочная крыша, под которой можно будет схорониться от дождя?
— И да и нет, — отозвалась она. — Огонь там негде разжечь, потому что дыму будет полно, но есть крыша и четыре стены, и пол там сухой, к тому же всегда имеется запас сухого топлива — можно набрать с собой. И еще найдется кое-что подороже лансипа, если никто не успел побывать там до меня.
Она отказалась пояснить, что имела в виду; но сама мысль о прочной крыше над головой представлялась мне на диво ободряющей, пусть даже придется обходиться без огня. Все мы слегка воспрянули духом, даже голоса у меня в голове на время поутихли. Все-таки предвкушение — великая вещь. Это так, к слову.
...Когда мы наконец добрались до ночевья, уже совсем стемнело — и днем-то света было не много: сплошное серое марево, — и Релла не сразу нашла то, что искала. Ночевье и в самом деле было неплохо сокрыто. И к тому же — в точности, как она сказала, ни больше ни меньше. Когда Джеми удалось зажечь огарок свечи, мы увидели, что находимся внутри тесной постройки с приземистыми стенами и крышей, вполне способной защитить от дождя, но настолько низкой, что ни я, ни Вариен не могли стоять здесь в полный рост; в углу стоял небольшой короб, а сверху, в другом углу, узенькая решетка, через которую внутрь проникал воздух, — и ни тебе окон, ни очага. Я принялась ворчать и пригрозила, что разожгу костер прямо на полу, пока складывала в угол мокрые седла и сбрую. Лошадей мы оставили у коновязи под навесом, предварительно покормив их и дав напиться; но спать несчастным животным все равно пришлось на мокрой земле. Впрочем, у нас на каждую лошадь было по два одеяла, и мы понадеялись, что этого будет достаточно.
— И как же ты собираешься разжечь тут огонь, не опалив при этом собственные пятки? — поинтересовалась Релла, немного насупившись. — В последние дни, девонька, ты ведешь себя хуже некуда. Хоть немного-то считайся с теми, кто подле тебя. Это ночевье Безмолвной службы, а не зал в трактире! Если кто-нибудь прознает, что я вас сюда затащила, меня лишат месячного жалованья и заставят четверть года обустраивать такие же вот ночевья по всей округе. И потом, дыму-то все равно некуда будет выходить. Зато тут не продувает — спать нам всем будет тепло и, между прочим, сухо; к тому же свечи есть — вот их сколько хочешь жги. Да, и кстати... — Взяв свечку, она подошла к стоявшему в углу коробу. — Благослови Богиня беднягу, попавшего в немилость! Сухие одеяла, клянусь именем Шиа, и непромокаемые плащи — на всех!
Она принялась вынимать сверток за свертком — каждому досталось одеяло и еще одна скатка в придачу. Последняя оказалась на удивление тяжелой; стянув свои промокшие кожаные перчатки, я ощутила под пальцами необычную ткань. Она походила на мешковину средней толщины, но плетение ее оказалась тоньше, чем я ожидала, и к тому же пахла она как-то странно. Я принюхалась.
— Пчелиный воск, — сказал Джеми, ухмыльнувшись. — Вощеная ткань, клянусь Владычицей! Госпожа Релла, прошу меня простить — да и сам в свою очередь прощаю тебе все, несмотря на то что продрог до костей. — Он сорвал свою промокшую поддевку, завернулся в сухое одеяло, а поверх накинул вощеную холстину — и уселся, прислонившись спиной к стене. — Хвала Безмолвной службе, больше никогда не буду слать им проклятия, если на то не найдется достойной причины, — добавил он. Релла лишь фыркнула.
— А почему же этот воск не ломается на сгибах? — поинтересовалась я, беря пример с Джеми.
Благодаря сухому одеялу я наконец-то почувствовала, что такое настоящее тепло, — последние две ночи я так и спала в мокром, — хотя сама по себе вощеная ткань не грела, но тепло хранила превосходно, и я начала понемногу согреваться. Вариен уселся подле, обернувшись вместе со мной одеялом. От него, как обычно, исходил чуть ли не жар, а мне сейчас только это и было нужно.
