Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал
— Что с ней?
— Главная причина болезни в том, что тело этой женщины уступает по крепости духу, — сварливо объяснил «Вейзель». — Если б госпожа Оллар отбросила мирскую суету, она бы выздоровела. Разумеется, ей пришлось бы до конца дней беречь сердце, но непосредственная опасность бы миновала.
У Катари больное сердце! Он всегда это подозревал…
— Я буду осторожен, — пообещал юноша, но врач уже шествовал к двери. Он сказал, что считал нужным, и не собирался задерживаться.
— Идемте, сударь. — В голосе вышедшей вслед за врачом служанки слышалась откровенная ненависть. К герцогу Окделлу, к Альдо или к мужчинам вообще?
Ведьма переползла две комнаты и постучала в дверь третьей.
— Окделл, — буркнула она, — как вы хотели…
— Пусть войдет.
Катари не лежала, а сидела у столика с зеркалом. Омерзительной серой тряпки на голове и плечах больше не было. Золотились две толстых девических косы, пахло кошачьим корнем и еще какими-то травами.
— Ну вот, — заворчала служанка, — встали… Сказано ж было лежать.
— Иди, Аманда, — устало и холодно велела Катари. Служанка подчинилась, на прощанье одарив Ричарда полным злобы взглядом. — Я знала, что вы еще не ушли, — тихо сказала королева, — и настояла, чтобы вас пустили. Мы вряд ли увидимся снова, поэтому я должна… должна сказать вам правду во имя Эгмонта… Святой Алан, как бы я хотела этого избежать!
— Я все знаю, — тихо сказал Ричард. Он поклялся эру Августу молчать, но заставлять Катари вновь пережить прежний кошмар было бы подлостью. — Я все знаю… Ты вернулась к Ворону, чтобы избавить отца от Багерлее и Занхи. Моя жизнь и моя кровь принадлежат Талигойе и тебе… Но мое сердце… Оно только твое. Навеки…
Он не собирался говорить о любви, но был рад тому, что сказал. Весна несет с собой войну и неизвестность, пусть Катари знает все!
— Не надо, — женщина уронила руки на колени, — не надо, Дикон. Я не хочу ничего слышать… Я не должна.
— Потому что повесился Фердинанд? — резко спросил Ричард. — Он это сделал ради тебя… Он хотел, чтобы ты была свободна и счастлива.
— Не надо, — беспомощно повторила Катари. Неужели эта женщина заставила в едином порыве подняться всю Посольскую палату? Вот это измученное хрупкое существо?
— Ты сделала для них все, что могла, — сказал то, что должен был сказать, Ричард. — И для Оллара, и для Алвы. Тебе не в чем себя упрекнуть.
Она вымученно улыбнулась.
— Ты ошибаешься… Какой глупый разговор, и совсем не о том… Я устала. Я в самом деле устала и забыла, зачем тебе позвала. Позови Аманду и… будь счастлив.
— Я не уйду без ответа! — Вдовий срок для раздумий невелик, а она слишком верит в Создателя…
— Какой может быть ответ? Я могла бы стать твоей матерью… Твоя любовь… твоя настоящая любовь еще заплетает куклам косы.
— Окделлы любят только раз… Я полюбил. Катарина, меня ждет война. Ты права, наша встреча может оказаться последней. Я должен знать правду!
— У нас нет будущего, Дикон. — Руки, мнущие кисти шали, те же руки, ломающие ветку акации. Теперь в них четки. — Нет и не может быть. Есть причина…
— Причина может быть лишь одна — ты меня не любишь.
— Пусть будет так, — печально и безнадежно произнесла женщина, и Ричард понял, что она лжет. — Я тебя не люблю и никогда не любила. Прошу вас, герцог, уходите.
— Это неправда! Неправда…
Катарина не ответила, даже не пошевелилась. Она лгала, в этом не могло быть сомнений. Лгала, потому что не считала себя вправе быть счастливой на могилах Фердинанда и Алвы.
— Не мучай себя. — Второй раз за день Ричард коснулся хрупких пальцев. Женщина вздрогнула, но руку не отняла.
— Ты видел эра Августа? — Она больше не хотела говорить о любви, и Ричард не настаивал. — Он здоров?
— Да. К нему очень хорошо относятся. Он гуляет, ходит в церковь… Он бы тебе рассказал, как по приказу Альдо относятся к узникам. Как в самом деле относятся… Это совсем не то, что ты воображаешь! Не то, что видела ты.
— Может быть… Но Багерлее — это не собственный дом.
— Поговори с Робером. Это из-за него! Он ненавидит эра Августа из-за кольца…
— Из-за кольца? — Светлые глаза недоуменно распахнулись. — При чем здесь кольцо?
— Неважно! — Святой Алан, как он мог забыть, что она ничего не знает. Не знает, что, спасая ее, Повелитель Скал унизился до яда. — Эр Август ошибся, а Робер заупрямился.
— Эпинэ всегда были упрямцами, — слабо улыбнулась Катари, — как и Окделлы… Это их и погубило. Эр Август говорит с тобой обо мне. Будет справедливо, если я расскажу о нем. Кансилльер пытался остановить заговорщиков. Он умный человек, и он сомневался в успехе восстания… К сожалению, послушались не те… Эр Август спас тех, кто хотел спасти себя, а не Талигойю. Придды и другие… Я знала не все, вернее, почти ничего не знала. Со мной никто ни о чем не говорил, пока не пришел эр Август. Он объяснил, что Эпинэ и Окделлы подняли восстание, что это безумие…
— Это не было безумием! Если б Ворон не перешел Ренкваху…
— Агония длилась бы дольше, только и всего… Ты видел Дараму, ты слышал про Фельп, а ведь кэналлийцы не так страшны, как бергеры и ноймары. Приняв помощь от Дриксен, Эгмонт принял кровную вражду, а Первым маршалом тогда был Ноймаринен. Твое счастье, что ты его не знаешь… Это все сложно, я и сейчас понимаю не все, но Рудольф не отпустил бы никого! Их бы даже не обезглавили — повесили. На месте Надора остались бы развалины…
Сейчас не осталось и развалин, но Катари не знает. Она совсем ничего не знает, и хорошо. Боль Повелителя Скал принадлежит ему одному.
— Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь! Ворон не должен был вести армию… Это я уговорила сперва Фердинанда, а потом его. Я поступила подло, Ричард, подло и глупо! Я должна была честно сказать, что Алва получит мою плоть, но не мою душу, а я стала лгать о любви…
Создатель, какой же мерзкой кошкой я была! Мерзкой и глупой… Это мужчина может обмануть женщину, заставить ее поверить во все, что он хочет… Разумеется, Ворон понял, что я лгу. Мужчина, настоящий мужчина всегда знает, любят его или нет, что бы женщина ни говорила. Твой отец знал. И Рокэ знал… Он возненавидел меня за мою ложь, и я его понимаю. Поэтому я должна… Должна искупить. Все началось с меня…
— Нет, Катари. Все началось с того, что Олларам отпущен один круг. Их никто бы не спас — ни Ворон, ни бергеры. Последний Оллар умер, не оставив наследника. Твой сын будет повелителем Ветра… Когда он вырастет, то узнает, кто был его отцом. И простит… Начинается его Круг, Катари. Круг Карла Борраски. Так суждено.
