Василий Головачев Головачев - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЗВЕРЯ
Капитана высадили на правом берегу реки в ста метрах от выхода в озеро.
— Может, наш врач осмотрит вас? — предложил Илья, заметив состояние пленника. — У нас есть лекарства на все случаи жизни.
— Оружие верните, — хмуро пробормотал он, не глядя ни на кого.
— Как знаете.
Антон бросил на берег свой «кипарис».
— Я свой оставлю, — возразил Серафим, — пригодится.
— Верни.
Тымко поколебался немного, но все же кинул пистолет-пулемет под ноги капитану. Гнедич молча перебрался в свою лодку, встал к штурвалу, и они отплыли, не раз оглянувшись на несчастливого командира спецгруппы ФСБ, который в принципе ни в чем виноват не был. Но и себя виноватыми в превышении мер защиты ни Илья, ни Юрий Дмитриевич не считали. Секретных зон, требующих особых мер охраны, в здешних местах не было, и задерживать мирных граждан, обыскивать их, не пропускать дальше чекисты не имели права.
За северным мысом, в полусотне метров от берега Илья остановил катер. Достал бинокль и начал рассматривать береговую линию, изрезанную выходами Ловати в озеро и мелкими бухточками. Дед Евстигней говорил, что именно здесь их должен был ждать проводник. Однако, как ни напрягал зрение Илья, ни одного человека на берегу не увидел. Передал бинокль Антону.
— Может, у тебя зрение получше.
Но и Громов не разглядел таинственного проводника, обещанного старым волхвом, зато он заметил в небе над озером огромного альбатроса и показал на него Илье. Тот взял бинокль, с минуту рассматривал кружащую над ними птицу, глаза его заблестели.
— Разрази меня гром! Я понял… — Он оглянулся на Антона. — Это же тот самый альбатрос, что помог мне выбраться из лесавина круга. Он и есть проводник!
Антон с любопытством посмотрел на порозовевшее лицо друга, потом на белоснежную птицу в небе, прислушался к себе и протянул:
— Может быть, ты и прав. Птица необычная. Но как ты будешь с ней общаться, я не знаю.
Словно в ответ на его слова альбатрос вдруг спикировал с высоты прямо к лодкам, сделал над ними круг и повернул на север, медленно взмахивая метровыми крыльями.
— За ним! — решился Илья, включая двигатель.
— Вы что, всерьез думаете, что эта чайка — и есть проводник? — на ухо Антону проговорила Анжелика.
— Больше некому, — отозвался Громов, на всякий случай пройдясь окулярами бинокля по удаляющемуся берегу.
Альбатрос летел неровно, зигзагами, то приближаясь к восточному берегу озера, то удаляясь от него, и точно так же, зигзагами, вел катер Илья. Гнедич догнал их, попытался уговорить Пашина плыть без выкрутасов, но Илья не согласился, и обе лодки продолжали плыть за огромной красивой птицей, подчинявшейся то ли своему чутью, то ли чьему-то приказу.
До скалы Синий Камень, возле которой Илья когда-то слепо выписывал вензеля в колдовском лесавином кругу, оставалось уже немногим больше километра, скала уже была видна не только в бинокль, но и невооруженным глазом, когда произошли сразу два необычных события.
Сначала в небе появилась темная точка, превратилась в ястреба, и тот напал на альбатроса. А спустя несколько секунд заглохли сразу оба мотора лодок экспедиции. Увлеченные воздушным боем путешественники не сразу поняли, в чем дело, и лишь Илья, стоявший у штурвала, озабоченно глянул на приборную доску, недоумевая по поводу внезапной остановки двигателя.
Ястреб был по размерам меньше альбатроса, но маневреннее и злее, и раз за разом таранил гордую птицу, увертываясь от ее крыльев и клюва. Ему, конечно, тоже доставалось в бою, но было видно, что он побеждает. И тогда Илья достал карабин, долго выцеливал хищника над водой и наконец спустил курок. Грохот выстрела разнес тишину озера на стеклянные осколки, вернулся с берега многократным эхом, пока не наступила прежняя первозданная тишина. Только эта тишина стала теперь казаться зловещей.
Ястреб кучей перьев нырнул вниз, упал в воду.
Альбатрос сделал круг над местом его падения, затем пролетел над лодками, неровно махая крыльями — он был серьезно ранен, — и полетел к берегу. Не долетев буквально двух десятков метров, он упал в воду, поплыл и скрылся в камышах.
Пассажиры в лодках, завороженные схваткой, очнулись, обратили внимание на свое положение, и тут выяснилось, что двигатели лодок заглохли намертво.
Илья проверил двигатель на своей, Серафим с Юрием Дмитриевичем на своей, но ничего не обнаружили. Бензина было, что называется, «под завязку», аккумуляторы стояли хоть и не новые, но искру давали, проводка нарушена не была, но движки не заводились.
Начался вечер. Солнце скрылось за стремительно приближающейся пеленой туч. Краски лета и осени, смешавшиеся в конце августа, словно выцвели. Стемнело.
Илья перестал копаться в моторе, оглядел горизонт, вытер руки ветошью.
— Кажется, приплыли. Природа решила показать свой нрав. И идти-то нам всего ничего…
— Пока не поздно, пошли на веслах, — предложил Антон.
— Что будем делать, капитан? — прокричал Гнедич. — Волна поднимается.
Илья еще раз оглядел горизонт, близкий берег, скалу Синий Камень впереди, и вытащил из-под сиденьев весла.
ЖРИЦА
Этот храм на берегу озера Нильского, представлявшего собой часть озера Ильмень, которую отгораживал остров Войцы с южным мысом под названием Стрекавин Нос, стоял здесь уже более тысячи лет, однако никто из жителей близлежащих деревень и вообще никто из людей, не посвященных в тайну храма, не только никогда не видели его стен, но и не знали о его существовании. Слухи о якобы находившемся в болотах между Гостцами и берегом Ильмени ските староверов ходили, и находились даже старики, утверждавшие, что видели скит собственными глазами, однако, во-первых, слухам никто не верил, а во-вторых, это мало кого волновало в нынешнее время. Канули в Лету времена крещения Руси, долгой борьбы православия с верой в богов Крышень и Свентовит, уничтожения святынь русского народа, возрождения и умирания старообрядческих общин и скитов. Исчезли князи, цари, вожди пролетариата, вожди народов, тираны и благодетели земли русской, предававшие и продававшие ее, пришли новые вожди с демократическими лозунгами «борьбы за права человека», а глубинка Руси-России продолжала жить по-старому, так, как и раньше — по совести, по добрым отношениям, сохраняя веру в лучшее, справедливое будущее, и никакие политические потрясения не могли лишить народ этой веры.
Но храм Морока, один из трех, сохранившихся на Земле, стоял на берегу Ильмени! И его хранители продолжали свое черное дело, встречая и провожая своего Господина, каждое появление которого означало для Руси, да и не только для нее одной, новые потрясения, революции, катаклизмы, голод, болезни, вспышки насилия и войны.
