Дана Арнаутова - Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ)
Да голова у нее действительно кружилась, но несильно и очень приятно, а по телу разливалось блаженное тепло. Сев поудобнее и вытянув ноги, она скинула туфли и подняла голову вверх, в безупречно-голубое небо, словно покрытое эмалью. Где-то у самого края робко замерли три пушистых кудрявых барашка-облачка, опасаясь выйти на бескрайний простор небесного луга, и Маред вспомнила, как в детстве, устав от занятий, любила сесть у окна и следить за движением облаков.
Краем глаза она лениво приметила возвращение Монтроза. Лэрд снял сюртук, оставшись в одной рубашке с брюками.
— Кажется, я все-таки забыл купить очень важную вещь, — совсем не огорченно сообщил Монтроз, садясь на свое место. — Купальный костюм для вас. Впрочем, я все равно в этом ничего не понимаю. Но вы можете купаться в рубашке, а потом мы что-нибудь придумаем.
Он лениво кидал в рот крупные прозрачные виноградины, розоватая кожица которых просвечивала насквозь, так что в плотной мякоти виднелись зернышки.
— В рубашке? — переспросила Маред, не веря своим ушам, и беспомощно оглянулась на реку — зеркальная гладь, подернутая еле заметной рябью, манила и звала…
— Полагаю, что без нее вы не согласитесь, — резонно заметил лэрд, явно не видя в своем предложении ничего возмутительного. — Хотя это было бы гораздо проще… Нет-нет, я не настаиваю. Рубашка — это вполне удачный компромисс между удобством и стыдливостью, согласны?
Да что он вообще знает о стыдливости?! Маред вспыхнула вся, от ушей до пяток, по крайней мере ей так показалось. Но река… Она не купалась в реке сто лет, не меньше! А здесь никого нет, только лэрд… Который уж точно видел ее в куда менее пристойном облике.
— Снимайте платье, — тяжело вздохнув, велел Монтроз. — Чтобы ваше понятие о приличиях не испортило вам удовольствие от пикника, будем считать это моим приказом. Единственным на сегодня. Я могу помочь вам, а могу отвернуться — как пожелаете?
— Отвернитесь, — прошептала Маред, пылая от смущения и, как ни стыдно, от совершенно детского предвкушения.
Она снова глянула на сверкающую реку, мелкие острые блики на поверхности — и на Монтроза. Тот, хмыкнув, быстро расстегнул рубашку, сдернул ее и лег на полотенце, подставив лицо солнцу и закрыв глаза. Вроде бы он не подсматривал… Зачем подсматривать тайком человеку, который в любой момент может просто велеть ей раздеться догола? Ободренная этим заключением, Маред торопливо расстегнула платье и стянула его, следом полетели корсет и чулки. Теплый свежий воздух облил почти обнаженную кожу… Ох, блаженство!
Монтроз, старательно жмурясь, продолжал на ощупь обдирать кисть винограда, лежащую прямо возле его ладони. Потянувшись, Маред тоже оторвала продолговатую, нежно-зеленую и теплую от солнца ягоду, едва миновав пальцы лэрда и даже не отдернув руку — немалое достижение. Кинула в рот, раскусила. Прохладно-сладкая мякоть брызнула соком, орошая горящий после острых закусок рот — Маред тоже зажмурилась от удовольствия, но сразу открыла глаза и тревожно глянула на лэрда. Одернула рубашку и панталончики.
— Не заплывайте далеко, — не открывая глаз, посоветовал Монтроз. — На середине вода холоднее, а вино горячит кровь и может вызвать судорогу.
— Знаю, — уязвленно буркнула Маред.
Монтроз перевернулся на живот, и Маред воровливо оглядела его обнаженную спину. Это было глупо и гадко — сравнивать лэрда с Эмильеном, но больше ей сравнить было не с кем… Нет, она не будет! Просто… поглядит… чуть-чуть… Смотреть на подтянутое, без тени дряблости и сутулости, тело оказалось приятно. Наверное, от природы лэрд был не таким смуглым, как Маред, потому что над поясом брюк виднелась полоска светлой кожи, но даже здесь, в сыром и облачном Лундене, он умудрился загореть. И загар ему шел, выделяя длинные и плоские мышцы, совсем не буграми, как у кузнеца в усадьбе отца. Тот был массивным и казался неповоротливым, пока не брал в руки молот, а у лэрда королевского стряпчего каждое движение было точным и расчетливым, каким-то особенно завершенным…
Смутившись собственным мыслям, Маред отвела взгляд, хотя Монтроз ее не мог увидеть. Некрасиво вот так таращиться — и на кого? Хотя, конечно, глупо и смешно стесняться мужчины, с которым, который… Окончательно разозлившись на себя, она сделала несколько шагов к реке и прыгнула в расплавленное серебро, охнув, когда вода обожгла холодом ее распаренное вином и солнцем тело. О, эта река была холоднее их Черри-вайн! И шире. И глубже, пожалуй…
Больше не боясь ни холода, ни намочить прическу, Маред нырнула и проплыла, сколько смогла, а вынырнув, помотала мокрыми волосами, рассыпая брызги. Улыбнулась счастливо, зная, что хотя бы сейчас ее никто не может видеть — и осудить. Вот эта прозрачная, восхитительно холодная вода была лучшим, что с ней случилось за долгое-предолгое время! Снова и снова она ныряла и плескалась, как дорвавшийся до воды щенок. Река словно вымывала из нее всю слабость, что накопилась за долгие недели, уносила из мыслей и тела робкое оцепенение…
И даже когда рядом с потерявшей бдительность Маред всплыло ее личное проклятие — даже это не смогло испортить жгучего удовольствия телесной и душевной свободы.
— Что-то сегодня холодновато, — сообщил Монтроз, внимательно присмотревшись к лицу Маред. — Вы побледнели… Не стоит задерживаться в воде надолго.
И, отвернувшись, он почти без всплеска нырнул, только мелькнула тень в прозрачно-ртутной глубине. Вынырнув шагах в десяти, если воду можно так мерить, лэрд поплыл к противоположному берегу размашистыми умелыми гребками без единого лишнего движения, так что Маред невольно снова загляделась. Ох, боуги, он даже плавает, как делает все остальное — безупречно…
Вздохнув, Маред отвела глаза, вспомнив, как отец говори, что у судьбы не бывает баловней, только любимые работники. Сумел поймать возможность, удержать и преумножить ее своим трудом — поднимешься наверх. Не сумел — сам виноват. То же самое про удачу и успех говорил Монтроз, а ему можно верить: за дюжину лет стать королевским стряпчим — это сколько же надо труда в дополнение к уму и таланту! А она так глупо мечтала…
Вода и вправду показалась холоднее, чем несколько минут назад. А может, просто настроение испортилось. Упрямо цепляясь за ускользающую тень радости, Маред поплескалась еще чуть-чуть, проплыла вдоль берега и вылезла. Села к скатерти, обняв колени. Мокрая рубашка и панталоны облепили тело, не скрывая вообще ничего, но ей уже было все равно.
— Устали?
Монтроз подошел неслышно, как тень, и протянул ей железный прут с кусками мяса, хмыкнул:
— Чуть не подгорело… Увлекся.
