Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец)
– Приятно познакомиться, – сказал Тень, стягивая варежку. Они пожали руки. – Знаете, мэм, я всегда думал, что Ольсены несколько блондинистее вас.
– Мой бывший муж был самый настоящий блондин. Белокурый и розовый. Под дулом пистолета не смог бы загореть.
– Мисси Гунтер сказала, вы пишите для местной газеты.
– Мисси Гунтер всем все рассказывает. Не знаю, зачем нам нужна газета, когда у нас есть Мисси Гунтер. – Маргерит кивнула. – Да. Пишу время от времени передовицы, но большую часть новостей пишет мой редактор. Я веду колонку краеведения, садоводства, мнений читателей каждое воскресенье и колонку «Новости общины городка», которая рассказывает – в отупляющих подробностях, – кто с кем обедал на пятнадцать миль в округе. Или кто кого пригласил на обед.
– Кто кого? – вырвалось у Тени. – Винительный падеж.
Встретив взгляд черных глаз, Тень испытал приступ дежавю. «Я уже был здесь, – подумал он. – Нет, она мне кого-то напоминает».
– Во всяком случае, так вы согреете свою квартиру, – сказала она.
– Спасибо, – ответил Тень. – Когда у меня будет тепло, вы с малышом обязательно должны прийти в гости.
– Его зовут Леон, – сказала она. – Рада с вами познакомиться, мистер… Извините.
– Айнсель, – сказал Тень. – Майк Айнсель.
– И что это за фамилия Айнсель? – спросила она.
Тень понятия не имел.
– Моя фамилия, – только и ответил он. – Боюсь, я никогда особо не интересовался историей семьи.
– Норвежская, наверное? – спросила она.
– Ни о чем таком не знаю. – Тут он вспомнил дядюшку Эмерсона Борсона и добавил: – Во всяком случае, с этой стороны.
К тому времени когда приехал Среда, Тень затянул окна кусками прозрачного пластика, в главной комнате у него работал один обогреватель, а в спальне – другой. В квартире было почти уютно.
– Что, черт побери, за пурпурное дерьмо ты себе купил? – вместо приветствия спросил Среда.
– Ну, на моем дерьме уехал ты, – ответил Тень. – Кстати, где оно?
– Сдал в Дьюлуте, – отмахнулся Среда. – Осторожность никогда не повредит. Не беспокойся, свою долю, когда все закончится, ты получишь.
– Что я тут делаю? – спросил Тень. – Я хочу сказать, в Приозерье. Не вообще на свете.
Среда улыбнулся той свой улыбкой, за какую Тени всегда хотелось его ударить.
– Ты живешь здесь потому, что это последнее место, где они станут тебя искать. Я держу тебя здесь подальше от чужих глаз.
– Говоря «они», ты имеешь в виду федералов.
– Вот именно. Боюсь, Дом на Скале нам теперь недоступен. Немного неудобно, но мы справляемся. Пока всего лишь топанье ногами и размахивание флагами, парады, да вольтижировка перед началом настоящих военных действий. Похоже, все, против ожидания, несколько задерживается. Думаю, они будут выжидать до весны. До тех пор все равно ничего серьезного не случится.
– Как это?
– Потому что сколько бы они ни болтали о микромиллисекундах и виртуальных мирах, изменениях парадигмы и всем прочем, они все равно живут на этой планете и все равно связаны годовым циклом. Это мертвые месяцы. И победа, одержанная в них, – мертвая победа.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – отозвался Тень. Что было не совсем верно. У него было смутное представление, и он надеялся, что ошибался.
– Тяжелая будет зима, и мы с тобой как можно разумнее используем отпущенное нам время. Мы соберем войска и выберем поле битвы.
– Идет, – сказал Тень, зная, что Среда говорит ему правду или хотя бы ее часть. Война надвигалась. Нет, не так: война уже началась. Надвигалась битва. – Сумасшедший Суини сказал, что работал на тебя, когда мы встретились в тот вечер в баре. Он сказал так перед смертью.
– А стал бы я нанимать кого-то, кто не смог бы одолеть такого жалкого бродягу в драке посреди захолустного бара? Но не бойся, ты с тех пор сторицей отплатил мою веру в тебя. Ты бывал когда-нибудь в Лас-Вегасе?
– В Неваде?
– В нем самом.
– Нет.
– Мы вылетаем туда из Мэдисона сегодня вечером, на ночном рейсе как джентльмены, чартер для больших шишек. Я убедил их, что нам надо лететь этим самолетом.
– Тебе не надоедает лгать? – мягко полюбопытствовал Тень.
– Ни в коей мере. И вообще это правда. Мы играем по самой высокой, какая есть, ставке. Дорога до Мэдисона не займет у нас больше пары часов, трасса чистая. Так что выключай обогреватели и закрой за собой дверь. Будет ужасно, если ты сожжешь дом в свое отсутствие.
– С кем мы встречаемся в Лас-Вегасе?
Среда назвал ему имя.
Тень выключил обогреватели, упаковал в дорожную сумку вещи, потом вдруг повернулся к Среде:
– Послушай, это, конечно, глупо звучит. Я знаю, ты только что сказал, с кем мы встречаемся, но вроде как… У меня только что мозги заело или еще что. Все пропало. Скажи еще раз с кем?
Среда сказал ему еще раз.
На сей раз Тень почти запомнил. Имя вертелось у него на кончике языка. Жаль, что он не слушал внимательнее, когда Среда говорил. Тень оставил попытки вспомнить.
– Кто сядет за руль? – спросил он.
– Ты, – отозвался Среда.
Они спустились по лестнице на оледенелую дорожку, а по ней туда, где стоял черный «линкольн». Тень сел за руль.
Входящего в казино со всех сторон одолевают искушения, и чтобы отклонить, их нужно быть каменным, безмозглым и на удивление лишенным жадности. Только послушайте: автоматные очереди серебряных монет, которые валятся и льются на подносик однорукого бандита и, пересыпаясь через край, падают на ковер с монограммами, сменяются прельстительным лязгом щелей автоматов; нестройный перезвон гаснет в огромной комнате, стихает до умиротворяющего щебетания, и к тому времени, когда посетитель подходит к карточным столам, отдаленные звуки слышны ровно настолько, чтобы горячить кровь.
Все казино владеют тайной, которую они скрывают, охраняют и ценят как святейшую из своих мистерий. Ибо большинство людей играют не ради того, чтобы выиграть деньги, хотя это и рекламируют, продают, утверждают и видят во сне. Но это просто утешительная ложь, которая помогает игрокам войти в огромные, вечно открытые, манящие двери.
А тайна такова: играют для того, чтобы деньги проиграть. Люди приходят в казино ради мгновений, в которые чувствуют себя живыми, ради того, чтобы катиться с вращающимся колесом и поворачиваться с картами и теряться с монетами в щелях автоматов. Они могут хвастать ночами выигранными суммами, пачками банкнот, унесенными из казино, но бережно хранят, тайно лелеют в душе свои проигрыши. Это своего рода жертвоприношение.
Деньги текут через казино непрерывным потоком зелени и серебра, льются из рук в руки, от игрока к крупье, а потом к кассиру, к менеджеру, к охране и оказываются наконец в святая святых, в счетной комнате. И здесь, в тишине, они отдыхают, здесь зеленые банкноты сортируют, укладывают в пачки, снабжают индексом. Эта счетная комната понемногу отходит в прошлое, ибо все больше и больше через казино текут виртуальные деньги: электрическая последовательность «вкл.-выкл.», последовательность, несущаяся по телефонным линиям.
В счетной комнате сидят трое мужчин, которые считают деньги под стеклянным, пристальным взглядом камеры, которую они видят, и взорами невидимых насекомых-камер, которых они не замечают. За смену каждый из троих считает больше денег, чем когда-либо получит в зарплату за всю свою жизнью. И каждый во сне считает деньги, любуется пачками и бумажными ленточками и цифрами, что неизбежно растут, что сортируют и теряют. И каждый из троих не реже раза в неделю праздно спрашивает себя, как обмануть охрану и системы защиты казино и убежать с таким мешком, какой сможешь утащить, и неохотно все они, рассмотрев мечту и сочтя ее непрактичной, удовлетворяются надежным чеком, избегая двойной дорожки – тюрьмы и безымянной могилы.
И в этой святая святых, где трое сидя считают деньги, где стоя наблюдают за ними охранники, которые приносят и уносят мешки, есть и еще одно лицо. Его антрацитовый костюм безупречен, его волосы темны, он не носит ни бороды, ни усов, а его лицо и манеры во всех смыслах непримечательны. Никто из остальных не отдает себе отчета в его присутствии, а если когда и замечают его, то забывают мгновенно.
Под конец смены двери открываются, и человек в антрацитовом костюме выходит из комнаты вслед за охранниками, идет с ними по коридорам, слыша, как шуршат по коврам с монограммами мерные шаги. Деньги в ручных сейфах везут на тележке к внутреннему грузовому отсеку, где сваливают в бронированную машину. И когда открываются ворота внизу пандуса, чтобы выпустить бронированную машину на предрассветные улицы Лас-Вегаса, человек в антрацитовом костюме проходит никем не замеченный в те же ворота и прогулочным шагом спускается на тротуар. Он даже не поднимает глаз, чтобы поглядеть на имитацию Нью-Йорка слева.
