К. Медведевич - Ястреб халифа
Тот лишь пожал плечами.
— Пока не дашь мне ответа, никуда не попадешь, — отрезал Аммар. И добавил:
— А твоих дружков — и бабу, и ее отступника-мужа, и всю их мерзкую кодлу я поймаю и доделаю то, что не доделал Абд-аль-Вахид.
Лицо Тарика потемнело от гнева:
— Только попробуй.
— Ты забываешься, самийа, — в голосе халифа зазвучала угроза. — Тебе хорошо бы помнить, что ты полностью в моей власти. Я могу запереть тебя не в башне. А в каком-нибудь более неприятном месте. Там, где тебя научат вежливо разговаривать с господином.
— Ты можешь запереть меня где угодно, — процедил нерегиль, — но и ты не забывай: аураннцы исполняли мой приказ и я за них в ответе. Джунайд тоже находится под моим покровительством. Угрожая их жизням, ты бесчестишь меня и данное мной слово. Ты нарушаешь Договор, Аммар!
Нерегиль выдохнул это с такой угрозой, что халиф отшатнулся. Однако отступать было не в его правилах:
— Они осквернили дом Всевышнего, и должны понести наказание.
— Ничего они не оскверняли, — неожиданно устало проговорил нерегиль. — Во всяком случае, намеренно. Они не считают масджид священным местом — для них это было всего лишь здание, где укрылись враги, и куда нужно было проникнуть.
— Как вы попали в город?
— Через ворота, — с явной издевкой ответил Тарик.
— Как вы прошли под печатью Али? — Аммар решил не попадаться больше на этот крючок — пусть себе язвит, раз душа просит.
— Так же, как мы прошли в масджид, — пожал плечами нерегиль. — Волей судьбы.
Аммару рассказали, что выкрикивал самийа прежде чем разрушить печати. Ну что ж, ответ как ответ. В конце концов, жители Куртубы действительно взбунтовались против повелителя верующих — с чего их должна защищать печать Благословенного?
— Зачем тебе хранилище рукописей и замурованная комната?
— Обещай мне, что не прикажешь предать их смерти, — твердо сказал Тарик.
Аммар помедлил, но кивнул:
— Обещаю.
— Обещай, что твои слуги не поднимут руки на Тамийа-хима, ни на ее мужа, ни на кого-либо из ее свиты или воинов, — прищурился Тарик. — Обещай, что они не пострадают.
Аммар плюнул с досады — хитрая зараза, все понимает. Впрочем, кого он желал обхитрить? Существо, которое старше, чем человеческий род? И с одобрительной улыбкой халиф махнул рукой:
— Ладно, обещаю.
— Мне нужно узнать, что случилось в этой комнате до того, как ее замуровали.
— А что в ней могло случиться? — у Аммара как-то нехорошо засосало под ложечкой.
— Ничего хорошего, если в нее решили больше не заходить, — усмехнулся Тарик.
— Что ты об этом знаешь?
— Мне нужно попасть в хранилище рукописей и расспросить старшего катиба.
— Не зли меня, нерегиль.
— Я ищу одну могилу.
Тут Аммар понял: зря он стал расспрашивать про все это дело. Лучше было бы промолчать, тогда бы не пришлось узнавать то, что собирался ему сказать нерегиль. А в том, что он собирался сказать нечто очень неприятное, Аммар уже не сомневался.
— Чью… могилу?
— Женщины. Женщины-сумеречницы, которую захватил в аураннском походе Сахль аль-Аттаби. Ее звали Амайя-хима. Княгиня Тамийа-хима — ее сестра.
— Так она на самом деле существовала? Волшебная супруга Сахля ибн Умейя? — тихо спросил Аммар, уже догадываясь, что не все сказки говорят правду. Некоторые лгут, особенно в конце.
— О да, — жутковато улыбнувшись, ответил Тарик. — Она существовала. Иначе как бы у этого славного мужа получилось держать ее в заточении, насиловать, и в конце концов замучить до смерти?
Смерив взглядом оцепеневшего Аммара, Тарик заметил:
— Очень странно, что ашшаритам об этом ничего не известно. Вам стоило бы поинтересоваться, почему аураннцы — только одного, заметь, клана — вот уже триста лет так упорно с вами враждуют. И почему они, атакуя, кричат «Амайа жива и ждет вас!»
— Так она что, жива?! — оцепенение слетело с Аммара.
— Это значит, что она не отомщена, — поправил его Тарик. — И ее могила заброшена — а духи аль-самийа очень не любят, когда так происходит. Пообещай мне, кстати, что когда все-таки соберешься и отрубишь мне голову, потом будешь приходить к моему надгробию с хлебушком и винишком. Айран не носи, я его терпеть не могу.
— Хватит ерничать, — с сердцем сказал Аммар. — Мне не до шуток. Так эта аураннская княгиня, жена Джунайда — мстит? Мстит Умейядам?
— О, по законам Сумерек это никакое не мщение, — Тарик снова улыбнулся, еще страшнее прежнего. — Если бы она мстила как положено, она должна была бы вытащить из-за дверей Прощения всех умейядских баб, посадить их в клетку, отдавать на потеху мужчинам… Да, кстати, забыл — забрать у них детей, но время от времени приводить их к клетке повидаться с мамой. Ну и еще время от времени колотить их, и, в конце концов наскучив забавой, позабыть про них на несколько месяцев. А потом где-нибудь зарыть — подальше, чтобы могилка глаз не мозолила. Вот это, Аммар, было бы мщение — настоящее мщение, которым по законам Сумерек положено рассчитываться с врагом. По меркам Ауранна Тамийа-хима — просто посвященная в храме богини милосердия.
Помолчав некоторое время, халиф обернулся и крикнул:
— Позовите смотрителя дворца! И пусть он приведет каменщиков с кирками и лопатами!
А потом очень серьезно посмотрел Тарику в глаза и сказал:
— Ты рассказал мне страшные вещи. Мне стыдно за моих соотечественников. И я, как повелитель аш-Шарийа, сделаю все, чтобы между нами и родом княгини Тамийа-хима не осталось обид и дел кровной мести. Я благодарен тебе, Тарик, за то, что ты раскрыл мои глаза свету правды.
И низко, коснувшись лбом ковра, поклонился сидевшему перед ним нерегилю.
…Кирпичи обваливались с глухим стуком, в отверстии клубилась пыль от раствора — серовато-желтая дымка не давала увидеть внутренность комнаты.
Полуголые каменщики, то и дело утирая лица, молотили в стену кирками. Кирпичи, видно, клали не на совесть, а наспех, и они вылетали, как плохие зубы.
Вскоре от стены остались лишь два неровных нижних ряда кладки. Пыль стояла в проеме долго, и ее не подсвечивал изнутри дневной свет — окна в комнате были тоже заложены камнем. Смотритель дворца приказал принести и зажечь лампы и факелы.
Вскоре за развороченной кладкой вырисовались перекрестья кованой узорной решетки — она перегораживала комнату от стены до стены. Узкая дверца, покосившись, повисла на петлях. За ней стояла непроницаемая пыльная тьма. Пахнуло поистине вековой затхлостью и плесенью.
Люди, переминаясь с ноги на ногу, опасливо тянули шеи и прищуривались, пытаясь хоть что-то разглядеть в чернильном мраке. Зайти не решался никто.
