Андрей Егоров - Стерпор
– Я тебя так долго искал, – проговорил я и почувствовал вдруг, что во рту у меня пересохло, – я был уже везде в этом грязном, омерзительном городе и нигде не мог тебя найти. Почему ты постоянно исчезаешь?
– Я тебя не знаю, – быстро проговорила она, делая шаг в глубь комнаты, – ты кто такой? Что тебе надо?!
Последние слова она нервно выкрикнула. Чего доброго, выкинет что – нибудь. Чтобы ничего не случилось, на всякий случай я аккуратно прикрыл дверь и улыбнулся как можно мягче, чтобы не напугать ее еще больше.
– Я – твое предназначение, разве непонятно, я – твой король, а ты – моя королева…
Она замерла, вглядываясь в меня тем самым бесподобным дымчатым взглядом больших зеленых глаз, который так поразил меня при нашей первой встрече.
– Мне кажется, ты просто сумасшедший, – проговорила она наконец – лучше всего тебе немедленно уйти…
– А ты не расстроишься? – нагло поинтересовался я.
– Что? – удивилась она.
– Я спрашиваю, ты не расстроишься, если я сейчас уйду, может, ты многое тогда потеряешь?
– Нет, я вовсе не расстроюсь, – рассерженно сказала она, – и вообще, тебе лучше поторопиться, я живу тут не одна, скоро придет мой брат…
– Брат, – воскликнул я, – как это прекрасно! Думаю, мы найдем с ним общий язык.
– Да кто ты такой? – выкрикнула она.
– Собственно, мне нечего скрывать, – я снял шляпу, приложил руку к груди и галантно поклонился, – Дарт Вейньет, потомственный принц дома Вейньет, известный в народе как принц, лишенный наследства, еще меня называют Королем оборванцев, но мне это не слишком нравится, я к вашим услугам, сударыня.
– О боже! – она приложила ладошку к губам. – Простите, ваше высочество, что я так грубо разговаривала с вами…
– Это ничего, – сказал я, – не забывай, что ты – мое предназначение, ты обещана мне небесами, а я тебе, и все такое, и так далее, ну ты сама знаешь…
Выражение ее лица резко изменилось. Мертвенную бледность сменили румяные пятна.
– Вы пытаетесь ухаживать за мной? – кокетливо спросила она.
– Безусловно, – подтвердил я, – и уже надеюсь на какой-нибудь аванс.
Я резво ухватил ее под локти и притянул к себе. Сначала она попыталась отклониться, но, поскольку я был настойчив, вскоре сдалась и приоткрыла губы для долгого и страстного поцелуя. Меня охватило почти колдовское забытье. Я пил, словно пил ее. Эта близость была необыкновенно сладостной, облако ее аромата окутывало меня, я потерялся в тумане блаженного небытия. И она, наверное, испытывала те же чувства. Потом девушка внезапно пришла в себя и резко оттолкнула меня:
– Но я же вас совсем не знаю.
– Так я же представился, – с деланным возмущением заявил я.
– Но я-то нет, – она отвернулась и мельком провела ладонью по губам, – меня зовут Рошель, Рошель де Зева, – голос ее вдруг сорвался, и, приложив к лицу ладони, она расплакалась.
– Эй, – я мягко тронул ее за плечо, – что с тобой? Что случилось? Может быть, я смогу помочь…
– Это все мой брат, – ответила она, продолжая всхлипывать.
– Что с ним?
Она горестно вздохнула и повернула ко мне заплаканное лицо:
– Если я скажу, вы оставите меня в покое?
– Ну вот, – расстроился я, – возможно.
– Ну, хорошо, я надеюсь на вашу порядочность, милорд, – ее дымчатые глаза, казалось, гипнотизировали меня, – мой брат пропал, вот уже пару месяцев он не появляется дома, хорошо, что у нас были кое-какие сбережения, он очень хорошо зарабатывал. Иначе я могла бы даже умереть с голоду.
– Я бы этого не допустил, – решительно заявил я, – а не мог твой брат найти себе какую-нибудь даму в городе и… ну знаешь, как это бывает?
– Нет-нет, какую еще даму, – она нахмурила брови, – он же меня очень любит, он бы никогда не поступил так со мной, взять и исчезнуть, ничего не сказав, он, конечно, жестокий человек, но ко мне он всегда был очень добр…
Тут она не сдержалась, лицо ее внезапно сморщилось, она утратила всякое самообладание и принялась рыдать уже в голос, время от времени издавая совершенно неприличное хлюпанье носом, потом кинулась ко мне, ухватила за шею и принялась рыдать уже на груди, так что вскоре я почувствовал, как моя великолепная рубашка – подарок одной из девочек мадам Клико – пропитывается слезами Рошель и еще тем, что теперь ручьем текло из ее прекрасного маленького носа.
– Ну-ну-ну, моя радость, – со всей возможной лаской в голосе сказал я, терпеливо снося все неудобства и лишения – я имею в виду потерю внешнего вида великолепной рубашки, – может, мы пройдем к дивану, милая, приля… присядем на него…
Не отрываясь от моей груди, Рошель засеменила ножками в глубь дома. Мы приземлились на диван, где она продолжила рыдания. Я успокаивал ее, как мог. Гладил по голове, по спине, между лопаток, прошелся пару раз по упругой попке и даже нащупал приятные округлости груди. Потом я принялся целовать ее, приговаривая утешительные ласковые слова. Сначала волосы, потом ручку, затем аккуратно приподнял ее печальную головку и стал целовать ушки, щечки и носик.
– Ну, милая моя, ну успокойся, – приговаривал я, стараясь сдерживать рвущееся наружу естество, чтобы оно никак не выдало моих истинных намерений, – не стоит печалиться, брат непременно объявится, я уверен.
– Ты так ласков со мной, – мягко проговорила она, немного успокоившись, – мне это очень нравится. У тебя золотое сердце.
– Мне все это говорят, – поделился я, ощущая, что больше не контролирую процессы, происходившие в нижней части моего организма. Сейчас она сможет это почувствовать и поймет, что я вовсе не так откровенен, как ей представляется. А впрочем, возможно, тогда я смогу показать ей, что у меня золотое не только сердце.
В следующее мгновение она вдруг сама прижалась ко мне всем телом, я ощутил горячие губы на своих губах, она обхватила мою голову руками, ее пальцы скользили по затылку и тянули меня вниз. Она хотела, чтобы я лег рядом с ней на диван? Я немедленно подчинился…
Она была податлива и страстна, ее длинные ногти больно царапали спину, и я закусывал губу, чтобы не закричать. Она же совсем не сдерживалась. Издавала протяжные стоны и изгибалась подо мной, обхватывала ногами мои бедра и словно втягивала меня в себя, напрягала мышцы, стараясь прижаться ко мне как можно плотнее…
Мы лежали рядом некоторое время. Я не мог вымолвить ни слова, потому что боялся утратить волшебство этого момента. Мы словно все еще были единым целым. Она дышала ровно, ее оставили всякие грустные мысли. Она вся была страсть и блуждала ладонью по моей груди.
Сколько раз потом она точно так же проводила мягкими пальцами по моему телу, и я ощущал дрожь, но тогда в первый раз новизна этого чувства заставляла меня дрожать сильнее, чем когда-либо в жизни.
