Антон Карелин - Книга Холмов
Марет рывком поднялась из жижи, прекрасное платье, идеальные волосы, ленты, золото и серебро, драгоценные камни и цветы — все это моргнуло и исчезло, и все увидели девушку пятнадцати лет, с искаженным от страха и боли лицом, обеими руками стиснувшую торчащий в окровавленном животе тяжелый, железный прут. Но тут же моргнуло снова, и из грязи возвысилась, восстала Ареана, сверкающая королева, царственный фантом.
— Предатели, — ее голос скрутил всем внутренности, словно она перебирала их холодной, безжалостной рукой. — Маленькие комочки плоти.
Люди застыли на местах, дрожа, хватаясь за животы, будто там и вправду шевелилась когтистая лапа смерти. Никто из холмичей снова не мог двинуться с места, госпожа гневалась, прости нас, хозяйка, молили их лица. Многие опять повалились на колени, упали лбом в грязь.
— Я выпью ваши чувства, одно за другим. Я выдавлю ваши эмоции, весь сок жизни из ваших нелепых тел. Я заставлю вас хрипеть в оргазме, умирать, но отдавать мне всё, что в вас есть. Всё. Всё.
Дмитриус заскрежетал и двинулся сквозь толпу. Его стальной корпус плыл через сбившихся людей, как нож сквозь масло, пустая прореха оставалась позади. Он шагал к Алейне. Та застонала и попыталась встать, а Ричард в ужасе отступал назад, осознавая все, что произошло. В глазах его, направленных на Ареану, был страх, он боялся, что в любой момент демоница снова завладеет им. Лучник качал головой, нет, нет, слишком опасно, и пятился назад. А Дмитриус шел вперед.
— Иди ко мне, воитель, — прошептала Марет, теряя силы, но еще живая. Ее платье моргало, ее лицо сменялось плачущим детским и снова царственным девичьим. — ИДИ.
Анна вернулась из забытья, поднялась и тоже двинулась сквозь ряды оцепенелых земляков.
На что надеялась Ареана? Неужели, видя всех и каждого в их сути, способная узнать имя человека с первого взгляда на него, она не разглядела, что на нее наступает пустой, не знающий телесных слабостей доспех? Неужели она, столь опытная, не понимала, что испытанную в боях сталь не соблазнишь, будь ты сколь угодно желанной и прекрасной?
— Помогите… — умоляюще прошептала Марет, сползая вниз, падая на колени, но тут же исчезла. Безупречная красавица закрыла собой умирающую девочку и надменно смотрела на них. Алейна встала.
— Ты спасешь ей жизнь, сестрица, — усмехнулась Ареана. — Не дашь бедному дитя умереть. Но как только она перестанет умирать, я снова буду править вами. Ваши жалкие тела и недалекие умы опять будут в моих руках… Поэтому выбирай, или моя победа, или ее жизнь.
— Мне не нужно выбирать, — сказала Алейна. — Дмитриус даст тебе по башке, и ты отрубишься. Так и будет.
— Ты настолько доверчива, — идеально красивые глаза смотрели с умилением. — Снова веришь, что твой друг принадлежит тебе, а не мне?.. Думаешь, я владычица плоти и взываю к низменным инстинктам смертных, а он бестелесный разум, заключенный в сталь… и я не смогу овладеть им?
Дмитриус уткнулся в ее вытянутую руку, дрогнул и замер.
— Но я демон видений, — ласково произнесла Ареана, улыбаясь. — Я повергала людей целое столетие. И открою тебе секрет, который поняла давным-давно: не плоть владеет человеческим разумом. Напротив, только разум владеет плотью. Все в плоти происходит от разума. Думаешь, я не смогла проникнуть в мысьи Дмитриуса сразу, с самого начала, только потому что его тело железное?
Она погладила исчерканную следами мечей и кинжалов, палиц и копий, и стрел стальную грудь.
— Думаешь, я не построила все таким образом, чтобы он сам ко мне подошел и отдался в мои руки, когда остальные из вас будут уже бесполезны или мертвы?..
— Нет, — ответила Алейна. — Я просто думаю, что Дмитриус любит меня.
Стальной воин коротко ударил рукой вниз сверху-вниз. Очень сдержанно, соизмеряя силы. У него было достаточно времени, чтобы примериться.
Воздух вокруг словно сменили целиком, он снова стал нормальный, чистый, ночной. Кто бы мог подумать, что Анна так обрадуется возвращению землецкой вони?
Девочка скулила в грязи и крови, Анна подбежала к ней, она знала, что делать. У Дмитриуса не хватало контроля над стальными руками для таких точных действий; у остальных недоставало силы, чтобы вытянуть прут одним кратким рывком. А железные прутья Дмитриуса были гладкими специально. Чтобы, когда Лисы будут спасать жизнь своим поверженным врагам, не причинить им зла. Анна сильно прижала прут, плавно рванула вверх и чуть-чуть вбок.
Свет Ареаны погас, словно смытый, и воцарилась чистая, как провал бездны, ночь.
А затем в ночи воссиял свет Хальды.
Алейна молилась за жизнь умиравшей девочки, Ричард, Анна и Дмитриус обступили ее. Жители Землеца задвигались, загомонили, приходя в себя, и взбаламутили суетой чистую, беззвездную, сомкнувшуюся над поселением ночь.
Винсент резко сел и закрыл ладонью лицо. В голове шумело, грудь адски болела, но, как всегда, мантия зарастила рану мглой, не дав хозяину истечь кровью. Серая материя защищала его, льнула к телу, словно уговаривая: не уходи из сумрака, мастер, не выходи на свет. Маг замер над телом Кела, и холодный ветер трепал полы его мантии, обвод капюшона. Но через непроницаемо-серую маску было не видно выражения его лица.
Счеты судьбы
Глава девятая, где Лисы скалят зубы, играет ветряная арфа, Вильям Гвент проявляет невиданную щедрость, но сильнее всего удивляет золтыс
Что же делается, земляне! Что делается!
Собаки носились и лаяли. Оставленные в землянках и домах дети плакали от шума и страха, высовывались из-за пологов и дверей, звали родителей. Кто-то поспешил убраться, но большинство земляков не расходились.
— Демон это был, демон! В девку вселился…
— Не только в девку, во весь Землец…
Сбившись в гудящие кучки, холмичи жались друг к другу, бурлили, выплескивая пережитый страх, стыд и гнев, пытаясь прийти единому и понятному для них ответу: что было, и кто виноват. Общий гомон и гвалт усиливался. Отдельные фигуры перебегали туда-сюда, как брызги из котла в котел, висящие над одним костром. Крестьяне пытались составить в уме простую и понятную телегу, в которую можно свалить и выразить весь итог. Им нужны были простые и однозначные выводы.
— Это все пришлые… Пришлые виноваты… — сначала ворошилось в кучках шепотом, исподлобья, с опаской. — Пришлые… чужаки, — повторяли землекопы, пробуя такой вывод на вкус, и вкус им нравился. Он был куда слаще, чем горькое понимание, что их землецкая девчонка сама отдалась демонице, а сами они вмиг поработились властной красотой и склонились, готовые к приказам низверга. Позор, который виден даже на их несмываемо-грязных лицах и руках. Если крикнуть «Чужак!» погромче, то голос совести будет не слышен, и сразу уйдет оскомина, перекривившая рот.
