Владимир Наумов - Души потемки
Отряд скрылся за холмами. На миг меня охватил страх. Еще не поздно вернуть слизняков. Без них я почувствовал себя брошенным, беззащитным.
— Ты правда разрушил чары Долины Забвения?
— Правда. Только это чары Цветочной колдуньи.
Джошуа кивнул.
— Конечно, конечно. Молва насчет ее красоты…
— И это правда.
— Тогда я хотел бы на нее взглянуть.
Я не ожидал от Джошуа другого, но не сейчас. Не торопясь, поправив растрепанные волосы, я обернулся. Джошуа подпирал крепостную стену. На его лице блуждала мечтательная улыбка. В эту минуту он был похож на блаженного идиота. Или это во мне взыграла ревность?
— За чем же дело встало? — Мой голос, как я ни старался, прозвучал излишне резко.
По всем меркам Джошуа давал мне сто очков вперед. Рослый, широкоплечий, даже оставаясь верным пятнистой форме, он, тем не менее, выглядел элегантным. Такой должен был понравиться Забудь-Забудь.
— Да ты, никак, ревнуешь, Велес?
— Вот еще!
Он подошел вплотную и встряхнул меня за плечи. Небрежно! Покровительственно!
— Брось! В любви, как в драке — все средства хороши.
— Я тебе не соперник. Можешь отправляться хоть сейчас.
Джошуа отступил, оглушительно хохоча. С лукавой улыбкой погрозил мне пальцем.
— Тебе не говорили разве, что врать не хорошо. Шучу, шучу, — замахав руками, оборвал он готовые сорваться с моих губ возражения. — Сначала разберись с Лучезарными.
Я устало вздохнул.
— Я не хочу разбираться ни с кем. Ты так и не понял. Я хочу уйти! Совсем.
Оставив Джошуа в недоумении, я покинул смотровую площадку. Он меня нагнал на лестнице, молча пошел следом. Слышалось лишь мерное дыхание и скрип ступенек.
На улице появились первые прохожие. Позевывавшие лавочники раскладывали на лотках свежую зелень. Пара мужиков, переругиваясь, пытались насадить на ось слетевшее колесо. Телега покосилась и из корзины посыпалась еще живая трепещущая рыба. Утренний улов. Невесть откуда взявшийся малец схватил рыбешку и кинулся наутек. Один из рыбаков кинулся следом, но я встал у него на пути.
— Погоди.
Он затормозил, насупился и сжал кулаки. Джошуа потянулся за мечом, но затем передумал и вынул из кармана монету.
— Держи.
Еще одной такой же хватило бы оплатить всю корзину.
Мужичок недоверчиво попробовал серебро на зуб.
— Так это… Убыток…, — затянул он, в надежде «подоить» нас еще. — Опять же воровство…
— А ты — шельма!
У меня денег не было. Просить у Джошуа не поворачивался язык. Рыбак начинал действовать мне на нервы. Появилось желание врезать ему по носу. Змиулан охотно откликнулся. Меж тем мужичок, взглянув на меня, поспешно ретировался.
— Остынь! Ну, у тебя, брат, и лицо. Я думал ты его убьешь.
Я перевел взгляд на Джошуа.
«Нужно уходить! И как можно скорей. Не то наломаю дров — вовсе не разберешь».
Я круто развернулся и пошел к городским воротам. Все уже сказано. Каждый из командиров знает свою задачу. Зачем откладывать — если дело решенное?
— Ты никак уходишь?
Мне нечего было ответить.
— А как же твои друзья?
Мы миновали улицу Углежогов. За поворотом показались городские ворота.
— Их отпустили.
— Ты сам утверждал, что это хитрость.
— Точно, но когда я уйду. Совсем уйду! Лучезарные потеряют к ним интерес.
Джошуа упрямо следовал за мной.
— Ты сам в это не веришь.
У стены, в тенечке, сидели стражники. До нас им не было дела. Они ждали смену и, в предвкушении отдыха и холодного пива, плевать хотели на службу. Казна задолжала им за полгода. Правда, такое и раньше случалось. У подъемного моста скопилось несколько подвод. Ждали сборщика налогов.
— Велес, еще можно…
Я остановился. Подождал Джошуа.
— Оглянись вокруг.
— Ничего не вижу.
— Если я останусь, то ты увидишь пожары, развалины и горы трупов.
Он удивленно пожал плечами.
— Я тебя не понимаю.
— Все очень просто. Лучезарные из кожи вон лезли, чтобы меня разозлить. И надо сказать, им это удалось.
— Смысл?
Мы сошли с дороги и полем двинулись к лесу.
— Вовлечь меня в драку. Заманить, как можно глубже и уничтожить.
— Не понимаю.
— Ты заметил, что мы увязли. Еще месяц, и все. Крышка!
Чем дальше я удалялся от города, тем легче у меня становилось на душе.
— Тебе не пора возвращаться?
Джошуа фыркнул.
— Лучезарные регулярно получали информацию от Дикси. Парня сломали на его возлюбленной. Угрозами держали на коротком поводке.
— Зря ты отпустил его.
— Нет. В одном из видений, что мучили меня в последние дни…
Мы достигли опушки леса.
— Они… Я не могу… Ее давно нет в живых. Я видел, что они с ней сделали.
Какое-то время мы шли молча. В одном овражке набрели на ручей. Утолили жажду. Пока я ополоснул лицо, Джошуа набрал пригоршню крупных зеленых с красными прожилками, ягод. Набив полный рот, я с удовольствием жевал нечто напоминающее мне по вкусу, очень сладкий спелый крыжовник. Шелест листвы, задорное журчание ручья и ласковое прикосновение солнечных лучей навевало покой и умиротворение. Было так хорошо, что хотелось уткнуться лицом в траву и плакать. Ненароком брошенный взгляд в сторону Джошуа разрушил очарование. Мой комбинезон остался в крепости. Белая рубаха, светлые брюки и мягкие полусапожки составляли все мое богатство. Перстень Мрака не в счет — он не отделим. Грязно-желтый маскировочный окрас одежды Джошуа ядовитым пятном выделялся на фоне живой природы.
— При первой возможности смени гардероб.
— Чем тебе не нравится этот? Масса преимуществ.
— Одно из них — быть убитым.
С сомнением оглядев себя снизу доверху, Джошуа нехотя согласился.
— Ладно. А вообще я уже привык.
— Дурное дело — нехитрое. Хватит прохлаждаться.
И мы пошли. Вскоре лес поредел. До самого горизонта простиралась равнина. Обжитые места мы обходили стороной. Где-то там, на севере, меня ждала Зеркальная вершина. Изо дня в день мы неумолимо приближались к оплоту Лучезарных — Хрустальному Замку. Изредка перекидывались несколькими фразами. Иногда приворовывали овощи с крестьянских полей, так для разнообразия стола. Благодаря Перстню я всегда мог обеспечить нас свежим мясом и теплом.
Спустя пять дней вдали показались горы. За время путешествия Джошуа подрастерял часть своего лоска, но не наглости. Он умудрился стащить на одной ферме крестьянское платье. И теперь видок у него был еще тот. Штаны из грубой ткани и шикарные сапоги, длинная рубаха и дорогая шитая серебром перевязь с мечом. Завершала портрет соломенная шляпа, на которую он приколол золотую брошь, усыпанную изумрудами.
