Алина Илларионова - Оборотни Его Величества
И это сделал кто-то из своих.
ИССовцы приехали одновременно с представителями Церкви и всем скопом набросились на аватара. Первым не угодил тем, что сложил руки на груди убитого и выпрямил ноги, вторые грозно вопрошали нечестивца, как посмел он оставить тело на улице. Уставший Вилль на всякий случай извинился перед всеми, и люди угомонились, ещё немного пошумев для острастки. Заметив, что храмовники неодобрительно посматривают на уши единственного свидетеля, следователь быстренько увёл его в ректорат для снятия показаний. Через три часа, обзаведясь какими-то уликами и разжившись нужными характеристиками, повторил допрос более въедливо.
Но аватар был готов защищать. Он сделал свой выбор.
Думал ли он о том, что, возможно, покрывает преступника? Безусловно. Но Вистас Кукушонок — воин, а не убийца. Он может ввязаться в заведомо проигрышный бой, как в пятничном поединке, когда сам попросил преподавателя хорошенько его погонять и в итоге «расцеловался» со стенами спортзала, полом и тремя однокурсниками, не пропустив ни единой подножки, ни одного тычка рукоятью. Да, парень бросит вызов сильнейшему, но на слабого руки не поднимет. Эпизод с запертой дверью не поможет в поимке негодяя, зато Кукушонка задержат, и возможно, очень надолго. Ведь кто он? Бездомный бессемейщина. Идеальная кандидатура для преступника, которого искать не надо, зато следователю премия к Ярице обеспечена.
Перебьётся…
…Ребята ещё не спали, даже не раздевались. Когда Вилль зашёл, вскочили по стойке смирно, точно его дожидались. Он всмотрелся в усталые после допроса лица. Чёт или нечет?
— Ну что, каяться будем?
— В чём, господин Винтерфелл? — надо признать, в роли ответчика внук графа Иборского смотрелся гораздо выгодней сокурсников.
Значит, всё же детки… Или нет? Дежурный божился, что крыла никто не покидал.
— Сами знаете. Виноватые — шаг вперёд.
Ребята переглянулись с недоумением. Искренним, вроде. Шушель их разберёт, баранчиков…
Вилль кивнул сам себе.
— Так, значит… Хорошо, что вы друг за друга горой стоите, похвально. Однако я сказал «виноватые», а не «виновные». Вас никто ни в чём не подозревает. Но если бы не ваша… шалость, я мог схватить убийцу… Завтрашний день объявлен траурным, так что занятия отменяются. Сбор на похороны в среду у крыльца.
Вилль знал, что притихшие, растерянные подростки смотрят ему в спину, но не обернулся.
* * *По сравнению с худеньким малышом жеребец выглядел настоящим исполином. Собрав с ладони последние крошки, мягкие губы животного приступили к изучению курчавых, как у ягнёнка, волос с нечеловеческим запахом, черт незнакомого лица, забавно острого ушка. Поёжившись и захихикав, мальчик пихнул коня в нос. Скрытый заснеженным орешником, Берен не шевелился, боясь нарушить идиллию нечаянным хрустом наста, лязгом дужки отмытого в ручье котелка.
— Я не украл — это была моя порция, — в голосе ребёнка почудилась взрослая ирония.
Берен мысленно ухмыльнулся: вот башка дубовая, думал остаться незамеченным для аватара. Уже не таясь, он выбрался из-за кустарника.
— Всё, что лежит в мешке, — наше с тобой общее, но лучше не давай свежий хлеб. Только сухари, иначе заболеть может.
— Меня тошнит от любого… А молоко ничего. Не такое сытное, как оленье, но сойдёт… — подумав и решившись, мальчик обернулся. — А почему у ваших коровов рога такие? Потому что они только до одного года живут, а потом умирают?
— Нет, у коров рога с возрастом не меняются.
Изумрудные глазищи посерьёзнели, брови сошлись к переносице, лицо обрело сосредоточенное, даже суровое выражение. Наконец, эльфёнок подобрал слово:
— Мрак.
Берен чуть не покатился со смеху. Малыш приподнял правую бровь, внимательно наблюдая, как взрослый человек беспричинно скалится, держась за бока. Обождав, пока тот немного успокоится, погладил тёмный нос коня и с деланным безразличием спросил:
— А как её зовут?
— Это он вообще-то.
Мальчик снисходительно фыркнул, едва не спровоцировав новый приступ хохота.
— Я вижу, что это — самец. Но оно называется «лошадь»!
— Оно называется «боевой конь», хотя временно вынужден выполнять обязанности тягловой лошадки. А зовут его Закат, потому что он красный. Как по-вашему будет «закат»?
Тогда Арвиэль не ответил, но вечером, под задорный треск сучьев в костре, отложил прутик с недоеденной курятиной.
— Дайе’лэа, — помолчав, добавил. — Это значит «угасающая заря».
ГЛАВА 3
Вот, значит, какие в Неверре подснежники?!
Зимний лес, без того небогатый звуками, окончательно стих, словно вдруг очутившись под колпаком, и средоточием этой тишины был мёртвый эльф. Светлые волосы, как мукой припорошенные снегом, казались седыми; из-под спутанных, смёрзшихся прядей жалко торчали белые заострённые кончики ушей. Хвала Заступнице, труп лежал лицом вниз. Наследница не раз видела и мёртвых, и умирающих отнюдь не безболезненным образом, но никогда ей не снились эти убийцы, насильники, воры, заговорщики. А он в чём провинился? Ирэн смотрела на покойника, как на выброшенную за ненадобностью старую куклу, которую уже невозможно починить. Кукловод срезал нити, случайно вспоров запястья, и марионетка упала и сломалась…
Случайно?! Нет, не случайно. У остроуха были вскрыты вены, и вряд ли он сам решил покончить с жизнью столь неэстетичным способом, в человечьей деревне, чтобы потом быть брошенным на помойке. Насколько Ирэн знала, эльфы относятся к смерти по-особому, а их погребальные обряды весьма необычны. Надо будет у Дана уточнить…
Ох, Дан! Как же тебя угораздило попасть в лапы к этим… К кому? Кто живёт в деревеньке? Некроманты? Сектанты?
Ясно, что над эльфом потрудились не разбойники и не бродячие чернокнижники. И те, и другие не стали бы убивать рядом с населённым пунктом, тем более, тащить тело в выгребную яму, о местоположении которой вряд ли знали. Но с мёртвым поступили хозяйственно: отволокли подальше от «гнезда», да и оставили вместе с ветошью, битой посудой и отбросами зверью на поживу. Недавно оставили и недолго ещё пролежит…
Мёртвая лошадь, мёртвый эльф, наверняка уже мёртвый Дан — всё смешалось, и в голове воцарилась потрясающая пустота. Только самоубийца сунется в логово душегубов.
Ирэн попятилась. Подальше бы отсюда.
А Дан останется там — в проклятой Ларами деревеньке.
Запнувшись, наследница едва не упала навзничь. Оглянулась — пенёк. Села на него, обхватив голову непослушными руками.
Не получилось. Ничего не получилось, и единственное, что она должна сделать сейчас — уцелеть. Любым способом, потому что нет на свете цены, достойной жизни последней надежды Скадара. Всё правильно, всё оправдано, и её совесть будет чиста. Ну что может сделать арбалетчица против целой деревни людей?! Стрелять из засады, пока не вычислят? Или пока болты не закончатся? Ворваться туда, очертя голову?
