Алексей Атеев - Бешеный
Однажды Олег решил проверить свои способности на игре «Спортлото». Из шести цифр он угадал четыре. Но, получая под завистливые вздохи посетителей выигрыш в местной сберкассе, он нисколько не радовался. Почему четыре, а не шесть? Совпадение ли это или действие дара? Попробовать еще раз? Но его могут счесть мошенником, пойдут разговоры: «Учитель-то нечист на руку». Или, того хуже, вспомнят историю с Монастырем. Дойдет до компетентных органов, что тогда?
«А тогда, — сообщил внутренний голос, — будут бо-олыиие неприятности».
Олег, однако, решил проделать эксперимент. И снова со «Спортлото». Раз за разом он записывал возможные комбинации выигрышных чисел. По воскресным утрам, когда передавали результаты розыгрыша «Спортлото», он, обливаясь потом, томился у телевизора. Два раза он угадал три цифры из шести, а один раз — все шесть цифр. И снова — полное недоумение. Случайность или уникальные способности? Он вспомнил рассказы Владимира Сергеевича. Ведь и у того не все получалось. Тогда Олег решил проверить приобретенный дар на каком-нибудь другом конкретном субъекте. В качестве испытуемой он выбрал свою знакомую библиотекаршу, существо в высшей степени безобидное. Из рассказов того же прорицателя следовало, что при наличии дара прямым прикосновением к испытуемому можно было установить факты из его прошлого или, наоборот, проникнуть в будущее. Как-то раз, когда в библиотеке совсем не было посетителей (а случалось это довольно часто), Олег набрался смелости и задержал в своей руке худенькую ладонь библиотекарши. При этом для того, чтобы сосредоточиться, он зажмурил глаза. Сжимая ладошку, он попытался проникнуть в чужое сознание, но, увы, ничего не получилось. Перед глазами плавали какие-то яркие круги, но если это и была информация из подсознания, то она, видимо, была тщательно зашифрована. Только почувствовав слабые попытки девушки, которую звали Зоей, освободиться, он открыл глаза и выпустил руку. И тут он понял всю бестактность своего поведения. С покрытого конопушками лица на него с робкой надеждой смотрели зеленоватые глаза девушки. Рыжеволосая Зоя не была дурнушкой, но внимание молодого историка, которого она тайно обожала, привело ее в замешательство. Со стороны все произошедшее походило на робкое объяснение в любви. И Зоя ждала продолжения.
Олег покраснел и растерянно смотрел на девушку, которая тоже сильно смутилась и, напряженно кашлянув, стала перебирать книги.
Ничего другого не оставалось, как назначить рыжей Зое свидание. Так он и поступил, надеясь при более тесном знакомстве проникнуть все-таки в подсознание Зои.
Нельзя сказать, что библиотекарша была несимпатична Олегу. Но сам себе он объяснял интерес к девушке исключительно научным экспериментом. Однако и более тесное знакомство не привело к заветной цели. Секреты подсознания Зои оставались за семью печатями. Роман с библиотекаршей успешно продвигался вперед, они уже пару раз целовались в городском саду. Для развития эксперимента требовалось попробовать свои силы на ком-нибудь еще. Хватать за руки жителей Тихореченска, отличавшихся горячим нравом, он опасался, поэтому пытался воздействовать на них мысленно. Но ничего не получалось. Олег совсем было разуверился в своих но-воприобретенных способностях, однако вскоре произошел случай, заставивший по-другому взглянуть на происходящее.
Незадолго перед концом учебного года учитель истории повел своих подопечных в краеведческий музей. В музее сам он уже бывал, но особенного впечатления сей очаг культуры не произвел. Все было традиционно и провинциально. Неизбежная экспозиция, рассказывающая о природе родного края, представленная чучелами птиц и животных, а также минералами и полезными ископаемыми, неизбежные останки мамонтов, бродивших по этим местам неведомо когда. Довольно убогие экспонаты, рассказывающие об истории Тихореченска, в числе которых были: набор пивных бутылок завода братьев Ахмадеевых, пушка, потерянная некогда войском Степана Разина, и неизвестно как оказавшаяся в этих местах шарманка немецкой фирмы музыкальных инструментов «Юлий Генрих Циммерман». Единственное, что, на взгляд Олега, представляло интерес, были многочисленные экспонаты и материалы, рассказывающие о событиях гражданской войны, довольно бурно проходившей в тех местах.
Пока дети зачарованно разглядывали поломанный пулемет «максим», ржавые обломки клинков и револьверов, Олег со скуки просматривал схемы разыгравшихся сражений. Синие и красные стрелки, указывающие на развитие действий, окружения и контратаки, напомнили почему-то схемы эвакуации при пожаре, обычно висящие в общественных местах. Олег мысленно усмехнулся пришедшему на ум сравнению. Потом его взгляд перекочевал на участников самой эвакуации. Белая гвардия в этом вернисаже не была представлена вовсе. Единственным зримым свидетельством была копия древнего плаката, на котором бравый красноармеец пронзал штыком многоглавого дракона, на каждой из голов которого была написана фамилия какого-нибудь лидера белого движения. Сколько ни вглядывайся в драконьи головы, не найдешь в них орлиного взора адмирала Колчака или пенсне генерала Деникина. Все головы были на одно лицо. Оно и понятно. Карикатура!
Взгляд Олега перекочевал на галерею портретов красных героев. Тут тоже было не все ладно. Кроме выполненных маслом, несомненно, по заказу музея портретов Ворошилова, Буденного, Фрунзе и Котовского, непосредственного отношения к местной истории не имевших, был здесь и портрет Чапаева, единственного из галереи воевавшего в этих местах. Лихие усы и огненный взор Василия Ивановича радовали взгляд, но вот беда, только они да еще заломленная папаха сближали портрет с его прототипом, а так с холста на зрителя глядел знаменитый артист Борис Бабочкин.
Были здесь и другие портреты, в основном переснятые со старых фотографий, видимо, долгое время хранившихся в самых укромных уголках, настолько они были измяты и поломаны. С них-то и глядели на нынешнее поколение те, кто в свое время лихо рубал в этих местах белых, зеленых и прочую разноцветную братию. Лица на фотографиях были двух типов. Одни, с закаменевшими лицами, крепко сжатыми скулами и вытаращенными глазами, свидетельствовали о непреклонности, граничащей с идиотизмом.
Чувствовалось, что хотя эти люди едва умели читать, но с первого взгляда отличали врага от своего, а уж отличив, время на разбирательство не тратили.
С других фотографий смотрели грустные, задумчивые, а иногда бесшабашно веселые лица. Сквозь сетку трещин проступало страшное, но невероятно интересное время. И обладатели этих физиономий казались Олегу ближе и понятнее, чем те, чьи фотографии он ежедневно видел в газетах. Было одно общее, что объединяло эти две внешне непохожие категории людей. Почти все, кто пережил гражданскую, за небольшим исключением, имели одни и те же годы смерти: 1937–1938. Революция, как древний бог Сатурн, пожрала своих детей. Время уравняло истинных героев и злодеев. И все вернулось на круги своя.
