Макс Фрай - Жили-были. Русские инородные сказки – 7
Бабушкины мечты
Может быть, кто-то, сломав шейку бедра в восемьдесят шесть лет, после этого еще встает на ноги. Может, он даже и на самолете, как Маресьев летает, очень может быть. Только Вера Константиновна к таким подвигам была абсолютно не приспособлена – вот и лежала уже почти пять лет, изредка пересаживаясь на кресло-каталку, чтобы, напрягая тонкие, белые до прозрачности руки, доехать до кухни или совмещенного санузла, откуда внук давно уже убрал стиральную машину и раковину, чтобы колеса проходили. И каждый раз, раздвигая шуршащую бамбуковую занавеску, заменившую дверь, Вера Константиновна думала, что нет, хорошо, что она отказалась от сиделки: и мальчику (так она про себя называла давно отпраздновавшего тридцатилетие внука) легче без лишних расходов, да и ей самой проще. А то поселилась бы в доме чужая бабища, громко включала бы телевизор, таскала еду из холодильника… может, и грубила бы даже – старикам многие грубят, а пожалуешься – спишут на маразм, как нянечки в больнице. Нет уж, лучше так, а судно она и сама сполоснуть может, и чаю себе заварит такого, как любит, – крепкого, красного, почти несладкого, с одной только ложечкой сахара на чайник.
Правда, лежать дома одной было скучно. Мальчик целыми днями пропадал на работе, а сын тоже был вечно занят, заходил редко – и всегда с этой кислой шваброй, второй женой. И что только в ней нашел? Наташенька куда лучше была…
Всю свою жизнь Вера Константиновна проработала провизором в аптеке, но было это так давно, четверть века назад, что жизнь эта представлялась уже дальней и почти нереальной, расплываясь в памяти мутным серым пятном. Только пальцы, казалось, помнили всё: хрупкие капризные весы с чашечками, фарфоровую ступку и гладкий пестик, плотно притертые пробки на стеклянных банках, тонкие резинки, которые она цепляла на пузырьки с готовым лекарством, подсовывая под них мятые листики с неразборчивыми рецептами…
Продавщиц в аптеке было две – в отделе готовой продукции и в рецептурном, – и они постоянно болтали между собой. Вера Константиновна слегка морщилась от их звонких молодых голосов, долетавших до нее, но не осекала: ей и самой было интересно послушать о том, от кого родила неизвестная ей Люда, как Ирка управляется с пьяным мужем и куда ездили отдыхать Лариса и Андрей. Эти рассказы при ее тихой работе вполне заменяли ей радио, и когда одна из продавщиц увольнялась, провизорша грустила, как нынешние домохозяйки, когда кончается любимый сериал. Пока-то еще придет новенькая, пока-то подружится с оставшейся…
Выйдя на пенсию, Вера Константиновна принялась пестовать мальчика. Сын как раз надумал разводиться, у бывшей его Наташеньки не ладилось с работой, и она подумывала поехать по контракту на Север – вот бабушка властной рукой и прибрала десятилетнего внучка к себе, благо, пеленки менять ему уже было не нужно. Парнишка оказался толковый, вежливый, но очень уж тихий, друзей во дворе у него не было, да и дразнили там его «воскресным сынком» (по воскресеньям с ним обычно гулял отец или – пока не уехала – Наташенька). Пару раз он из-за этого даже подрался, молча и самостоятельно замазал йодом ссадины и засел дома – читать серию ЖЗЛ. Учился внук на четверки, в горный институт поступил сразу же после школы и сейчас был устроен неплохо: работал в совместном предприятии, рассчитывая какие-то абсолютно непонятные для Веры Константиновны нефтяные горизонты.
Семьей обзаводиться мальчик (которого на работе уже звали Владиславом Сергеевичем) не спешил. Не то чтобы Вера Константиновна сильно переживала по этому поводу – лишняя женщина в доме ей была в общем-то ни к чему, даже сейчас, когда управляться с готовкой становилось все труднее, – но все же чувствовала некоторую неловкость. Пора бы уже. Хотя, конечно, мужчине жениться никогда не поздно…
Все их вечера были похожи один на другой: Слава приходил с работы, ел заботливо приготовленный ужин, исполнял мелкие домашние дела – иногда пылесосил, иногда менял простыни, мыл посуду, задергивал шторы, выносил помойное ведро – и заходил в бабушкину комнату, усаживаясь в старое рыжее кресло.
После обычного: «Как дела?» – «Нормально. А ты как? Поясница не болела сегодня? Лекарства еще остались?» – Вера Константиновна просила:
– Расскажи мне что-нибудь.
Внук обреченно вздыхал:
– Ну что у меня может быть интересного? Ты бы, баб, лучше телевизор посмотрела! Столько сериалов каждый день идет: и детективные, и про любовь, и комедийные…
– Там все выдуманное. А мне интересно про живых людей.
Про живых людей Славе рассказать было нечего. Приходя на работу, он тут же утыкался в свой компьютер, даже чай пил, не отрываясь от монитора, а в общей курилке он, некурящий, не бывал. Ну да, работали рядом какие-то люди, но как-то не складывались с ними приятельские отношения, не умел он этого, да и не стремился. Он несколько раз пробовал объяснить это бабушке, но та только обижалась: «Не может быть! Столько народу, а тебе и рассказать о них нечего?» Приходилось выдумывать.
– Ну-у… У Алены, помнишь, она референт, вчера суд был. С мужем развелась. Только вот непонятно, как с квартирой теперь будет, наверное снова через суд, она же считается как совместно нажитое имущество.
– А большая квартира?
Слава вонзал ногти в ладонь – сочинять на ходу было для него мучительно.
– Какой там! Однокомнатная, и район не слишком хороший… Она переживает, говорит: «Я бы ему все отдала, так самой жить негде…» Даже плакала в коридоре, я случайно увидел. Жалко ее…
Вера Константиновна задумалась, изучая полноватое и простоватое лицо внука.
– А она ведь славная, эта Алена, да?
– Ну, ничего… Симпатичная… Волосы длинные… Тихая…
– А ты не думал за ней поухаживать? Ну подумаешь, не повезло девочке с первым мужем – сейчас это часто бывает. А она, мне кажется, тебе симпатизирует. Жили бы здесь, все вместе…
– Ой, ну брось, баб! – совсем скис Слава.
– Ладно, ладно, я же на тебя не давлю… Но пойми, мне ведь тоже неприятно, когда эта твоя… мачеха начинает: «Что-то Славик при вас слишком засиделся!» И так посмотрит еще, словно я в этом виновата.
– Ба-аб…
– Ну хорошо. А как там твой приятель – Володя? Что-то ты давно мне ничего о нем не рассказывал.
Володю Слава выдумал едва ли не в первый день после устройства на работу. Точнее, даже не выдумал, а просто вспомнил, как учился у них на курс старше бывший футболист с раздробленной на тренировке коленной чашечкой – симпатичный, немного неуклюжий, шумный, но добрый парень, честно получавший свои тройки, принципиально не пользуясь услугами влюбленных девочек, которые не то что курсовик – и диплом за него написали бы, пожелай он. И хотя в институте они едва были знакомы, в Славиных рассказах Володя превратился в закадычного приятеля, вместе с которым они ходили вместе то выпить пива после работы, то на футбол. Так Слава оправдывал свои редкие вечерние отлучки: он давно уже зарегистрировался на сайте знакомств, но пока что все его свидания заканчивались ничем. Посидев с ним часок в кофейне, девушки обычно тепло прощались – и исчезали с горизонта. Ну да, не принц, да еще и с лежачей бабушкой…
