Владимир Ленский - Странники между мирами
Все это Радихене растолковали очень быстро, и он постарался принять услышанное к сведению.
Но в один прекрасный день Радихена лицом к лицу столкнулся с гномской женщиной — и не выдержал.
Она шла прямо на него. Совсем маленькая — Радихене по пояс. Квадратная. В длинном платье, сшитом из выделанной кожи, с меховой оторочкой, с наборным серебряным поясом на обширной талии: пояс врезался в тело, заставляя вызывающе выпирать бюст и живот.
Гномка шествовала горделиво, не глядя по сторонам. Она была уверена в том, что ей уступят дорогу. Возможно, она не станет требовать, чтобы встречные люди ей кланялись— до такого подземный народ еще не дошел и вряд ли дойдет, — однако обращать внимание на горняков она явно не была намерена.
А Радихена не мог оторвать глаз от ее уродливой фигуры... и от серой клочковатой бородки, торчащей на ее лице: густые жесткие пучки росли прямо из бородавок.
Гномка налетела на Радихену. Она оказалась тяжелой, как камень, и такой же жесткой. Больше всего поразили юношу ее груди: они больно стукнули его по бедрам, точно два булыжника.
Получив сильный толчок, он пошатнулся, и тотчас гномка, почти не размахиваясь, ударила его по лицу. Радихена упал. В глазах у него потемнело, и он даже не видел, как дама прошествовала дальше.
Радихене помог Тейер. Поднимая приятеля на ноги, он прошипел ему на ухо:
— Что ты на них таращишься? Это невежливо, в конце концов! Они могут обидеться.
— А как они обижаются? — поинтересовался Радихена.
— То есть? — Тейер даже растерялся от подобного вопроса.
— Обида может принимать разную форму, — пояснил Радихена. — Форму побоев. Форму доноса. Форму обычной драки. А иногда тебе просто в кашу подсыпают иголки. Кто как. Зависит от личных пристрастий.
Тейер покачал головой.
— А ты как обижаешься?
Радихена вздохнул.
— Обычно мои обиды заканчиваются тем, что мне же и навешивают...
— Постарайся вести себя вежливо и, коль уж на то дошло, не обижаться. Эта гномская дама — согласен, страхолюдина, но очень важная персона. У нас с ее отцом большой договор.
— Я не знал, — пробормотал Радихена.
— Тебе бы понравилось, если бы на тебя так выпучивались? — упрекнул его Тейер.
— На меня как раз выпучиваются, — сказал Радихена. — Потому что я рыжий.
— Потому что ты с вечно подбитым глазом.
Радихена потрогал скулу. Рука у важной персоны тяжеленная: скоро глаз заплывет.
Возможно, из-за этих синяков Радихене никак не удавалось найти тех хохотушек, что потешались над ним, когда он только-только прибыл в поселок, и свести с ними более близкое знакомство. Поначалу он принял их смешки как заигрывание, однако вскоре его постигло разочарование. Женщины здесь имелись, и среди них действительно было немало хорошеньких, но ни одна к Радихене и близко не подходила.
Некоторые были замужем и имели детей. Согласно герцогским законам, женщина могла не работать, если ей этого не хотелось и если какой-нибудь мужчина соглашался содержать ее за свой счет. В реальности же работали все. Замужние хотели помочь мужьям поскорее внести плату за собственный дом. Кроме того, у женщин и девиц также имелись собственные контракты, хотя и не такие долгосрочные, как у мужчин: каждая отрабатывала на заводах не менее десяти лет.
Некоторые трудились на кухне или в прачечной — к великому удивлению Радихены, ему больше не приходилось следить за чистотой своей одежды: все делали работницы. По вечерам, после смены, можно было попросту прийти в прачечную и взять свежую рубаху, оставив там запачканную. У тех, кто обзавелся собственностью, на одежду были нашиты метки. Молодые рабочие, вроде Радихены, пользовались «общими вещами», то есть первыми попавшимися.
Еще большее удивление Радихены вызвало то обстоятельство, что немало молодых женщин работали в шахтах наравне с мужчинами. И это вовсе не были мужеподобные создания со здоровенными ручищами! По их виду никогда не догадаешься, чем они занимаются, если на них праздничное платье. Разве что руки способны были их выдать — но у крестьянок Радихена видывал руки и похуже.
Они добывали изумруды. Прежде, будучи крестьянином, Радихена частенько размышлял о драгоценных камнях, золоте, вообще — о предметах роскоши. Пытался представить себе: каково это — владеть, к примеру, изумрудным ожерельем? Носить кольца с рубинами? Надевать на голову обруч из чистого золота? Что должен чувствовать человек, обладающий всеми этими удивительными предметами?
Ему думалось: довольно прикоснуться к настоящему драгоценному камню — и некое волшебное свойство, присущее этой удивительной вещи, само собой перейдет к человеку. Свойство быть свободным, богатым, обладать властью.
Никогда прежде Радихена не предполагал, что станет работать там, где добывают эти самые изумруды. И более того: что он будет прикасаться к ним каждый день — и не испытывать ровным счетом ничего. Он не сделается ни свободней, ни богаче; он не почувствует прилива сил и не обретет власть. Просто зеленые камушки, чаще всего похожие на пальцы. Они обладали блекло-зеленым цветом и были мутны; драгоценность извлекали из самого кристалла уже потом, и этим занимались ювелиры. Кусочки, не расколотые трещинами, тщательно полировались или гранились. Только после этого они делались воистину драгоценными.
Может быть, поэтому Радихена и не ощущал ничего особе иного, когда добывал их?
Подобными соображениями он, впрочем, ни с кем не делился.
Глава тринадцатая
ДОМ ПРОДАЖНОЙ ЛЮБВИ
Каждая встреча с королевой для Адобекка была отдельным, значимым событием, единственным в его жизни. И сколько бы ни случалось этих встреч, ни одна не напоминала другую: у всех имелся собственный, только ей одной присущий привкус и свое единоличное место среди воспоминаний.
Иногда он видел ее издали — стройный силуэт, всегда тщательно и четко очерченный, всегда в достойном обрамлении: садовых шпалер, зеркал и статуй, темных драпировок или причудливых зданий городского центра, расцвеченных и исчирканных веселыми фонтанными струями. Королева преподносила свою персону как произведение искусства, как драгоценность.
Бывали и другие встречи, когда королева представала перед Адобекком средоточием тепла и света: стремительно проходящая по дорожкам дворцового сада, босая, в прозрачном золотистом покрывале, едва наброшенном на обнаженное тело; узкие ступни уверенно наступают на искрящуюся траву и плоские, влажные от росы камни, но почти не оставляют следов, так легка эльфийская дама после ночи, проведенной в объятиях возлюбленного. Потребовалась примесь нечеловеческой крови, чтобы родилось такое совершенное воплощение женщины. Он думал о ее руках, о золотистой смуглости пальцев, о волосах, недлинных, на таких густых, что из них удавалось создавать самые причудливые прически. О том, что украшения, побывавшие на ее теле, долго сохраняют ее запах, и ему довольно было прикоснуться лицом к перстню, подаренному королевой, чтобы мысленно перенестись в те мгновения, что она дарила ему наедине.
