Инна Живетьева - Черные пески
– Эла, принеси свету.
Появилась девчонка, поставила лампу на пустой прилавок. Сердито глянула на посетителей.
– Эла, иди, помогай матери.
Мастер амулетов повел раскрытой ладонью перед Митькиным лицом.
– А-а, тот мальчик, чей род потерял покровителя. Прости, запамятовал, как тебя зовут.
– Эмитрий Дин.
– Дин? – купец перевел взгляд на Темку и Марка, на их нашивки королевских порученцев. – Впрочем, не удивительно. Отец и сын проклятого рода… Да… что же, купец Варрас к вашим услугам. – Он поклонился, сложив руки и прижав к груди.
– Вот, – Митька положил на прилавок листок. – Это слова, сказанные, когда покровитель покидал наш род.
Варрас близоруко сощурился, поднеся бумагу к лицу.
– Вы можете перевести?
Купец покачал головой.
– Нет, язык священных зверей мне не знаком. Я могу растолковать, объяснить ритуал, но для этого должен быть перевод. Точный, дословный. В словах священных зверей много иносказательного, я знаю, как-то сталкивался.
– Сталкивались? А кто переводил тогда?
– Мой земляк. Нет, я не знаю, где его найти, он не сидел подолгу на одном месте. Хотя сейчас, может, уже и прижился где. Все-таки постарше меня будет, пора угомониться.
– Как его звали?
– Мастер Еран. Не спрашивайте, как он выглядит, прошло уже лет двадцать с тех пор, как мы встречались. В те времена Еран мечтал жить на берегу моря, может, и добрался туда. К сожалению, больше ничем помочь не могу. Простите, господа, нам нужно собираться.
– Вы уезжаете?
– Да, по необходимости. Сейчас тут трудно прожить мастеру амулетов, а у меня семья. Переберемся подальше от границы, к родне. Если вам понадобится растолковать перевод, то сможете найти меня в Паволе. Буду рад помочь, чем смогу.
– Подождите. – Марк отодвинул Митьку, встал перед даррцем. – Скажите, купец Варрас, кто покровительствует мне?
Раскрытая ладонь промяла воздух перед лицом князя Лесса.
– Тебя любит Росс, это видно. Но твой покровитель – Ласка.
– Спасибо. – Марк поклонился по даррскому обычаю, повторил: – Спасибо, купец Варрас.
***Горизонт полыхал золотом. Митька нащупал фляжку, прикосновение к ее боку успокаивало.
– Жарко. – У Марка на лбу блестели капельки пота.
– То ли еще будет, – пообещал Темка.
Митька снова пожалел, что не смог отговорить друзей. Шакал его дернул за язык тогда, ночью!
…Словно кто в плечо толкнул, и Митька открыл глаза. В спальне Северного Зуба было тихо. Отсыпался после службы Темка, еле слышно посапывал уставший с дороги Марк. А у Митьки сон как сдуло. Кусала, точно блоха, непонятная тревога. Тихонько, стараясь не разбудить порученцев, княжич Дин встал и подошел к окну. Луна – огромная, вздувшаяся – висела над зубчатым краем стены. Дальше, за стеной, невидимые из окна, отливали серебром Черные пески. Митька очень хорошо помнил, как светились они ночами.
«Ты обещал», – голос возник как легкий ветер, и исчез, не оставив следа. Митька решил, что ему почудилось и меньше надо думать о Песках.
«Нет, – возразил голос. – Ты слышишь меня».
Митька ухватился за подоконник. Он забыл об этом голосе – заслонили мятеж и война, погибший Орел и проклятие рода. Да и не очень-то хотелось помнить, как умирал Темка, проще убедить самого себя: это был бред, чего не почудится от жажды.
«Умирал, – сказал голос. – И ты обещал мне».
– Да, я помню тебя, – прошептал Митька. – Я помню свое обещание.
«Приходи. Я буду ждать тебя у источника».
– Как? Я не распоряжаюсь собой, я служу королю.
«Проси его. Помни, ты – обещал!»
– Я помню! – Митька не заметил, как повысил голос. – Я не отказываюсь от обещания.
«Я буду ждать тебя четыре дня».
– Но если король…
«Четыре дня. Ты помнишь, кто подарил жизнь твоему побратиму?»
– Помню, – хрустнуло, словно песок на зубах.
«Это была милость, которую можно отнять».
– Не надо!
Полыхнуло жаром, голос прошуршал песком:
«Придешь?»
– Да! Приду!
Жаркий, горячий ветер дул в лицо, хлестал песчинками. Митька закрыл глаза, крикнул, сплевывая с губ песок:
– Ты слышишь? Я приду!
– Ты что?
– Приду!
– Сдурел?
Митьку тряхнули. Голоса были знакомые, а не тот – шелестящий песком. Княжич открыл глаза. Темка и Марк, один – испуганный, другой – недоумевающий.
– Ну чего ты? – Темка тряхнул еще раз.
– Я обещал ему вернуться. Я должен.
– Да кому, шакал побери?!
Под рукой на подоконнике – золотой песок с редкими вкраплениями бронзы и серебра.
– Не знаю. Он помог нам тогда, в Южном Зубе. Я обещал, что вернусь. Мне нужно быть у источника.
Темка буркнул сердито, заранее отметая возражения:
– Я еду с тобой.
– Нет, – отрезал было Митька, но ему шепнули: «Возьми с собой».
– Я тоже еду. – Марк произнес это так, что спорить – лучше уж сразу по лицу ударить.
Каких стоило сил уговорить короля отпустить их из Северного Зуба! Осада затягивалась, в порученцах Эдвин пока не нуждался. Митька же прицепился как репейник. Кажется, король разрешил отлучку, лишь бы тот отстал наконец.
Вот и приехали. Казалось, впереди лежит громадное отражение солнца – такое же слепящее и жгучее. Горячий воздух колыхался, одинокое засохшее дерево выглядело призрачно-ломким. Митька расстегнул мундир. Рубашка прилипла к мокрой спине, княжич пошевелил лопатками.
– Поедем или коней оставим?
– Жалко. – Темка погладил Каря по шее. – Лучше оставим. Тут все равно никого нет.
Лошадей привязали к сухому дереву, выбирая ветки покрепче. Кони нервно прядали ушами, им не нравилось соседство Черных песков. Темка снял мундир, кинул на седло.
– Не вольно ли? – спросил Марк. – Неизвестно, к кому идем.
– Пфе! Видел бы ты, в каком виде я здесь шлялся.
Митька усмехнулся.
– Да, не княжич, а босяк из нищей деревни.
– Вот и неправда! Штаны у меня из хорошей ткани были.
– Ладно, из обнищавшей деревни. Жаль, не сохранились. Сейчас бы нацепил по старой памяти.
– Я в них уже не влезу, – гордо ответил Темка.
– Шакал, ослепнуть можно. – Марк посмотрел на Пески из-под козырька ладони. – Идем или тут еще языки почешем?
Теперь Пески приближались медленнее, все ощутимее дыша жаром. Они уже не казались сплошь золотыми, покрылись бронзовыми жилами, кололи глаза серебром. Ближе к границе спекшейся земли, давно не рождавшей травы, бронза лежала широкой полосой. Митька первым ступил на песок.
