Виктор Поповичев - Транс
Тещи, к счастью, дома в тот вечер не оказалось. Пригласил нежданных гостей в нашу с Милкой комнату.
– Баранов Вячеслав Михайлович, – представил Еремеев мужчину в пенсне. – Доктор наук, профессор…
– Давай без обиняков: с чем пожаловали? – перебил я.
– Не кипятись. – Еремеев поправил темный галстук.
«Вырядился», – подумал я, разглядывая бывшего приятеля, явившегося ко мне отутюженным, выбритым. Впервые видел его таким франтом.
– Пусть Вячеслав Михайлович обследует тебя. И не смотри как на врагов. Расскажи о русалках, леших.
– Вы, как мне сообщили, сами хотели побеседовать с грамотным специалистом, – вступила в разговор брюнетка. – Кроме того, рассчитаетесь с «Посохом». Надо же закрыть командировку, чтобы можно было заплатить вам. – Она эффектно изогнула бровь и улыбнулась.
«Что касается осмотра, – подумал я, – почему бы и не довериться „грамотному специалисту“ – Баранову?»
– До пояса, молодой человек, только до пояса, пожалуйста.
Доктор оживился. Достал из чемоданчика молоточек с блестящей рукоятью, какие-то темные цилиндры, шарики и попросил лечь на тахту.
Несколько минут ощупывал меня, катал по спине шарики, стучал пальцами и молоточком по костям головы, туловища. Долго разглядывал зрачки, приставив к моему глазу черную гофрированную трубку.
– Спите хорошо? – спросил он, пряча свои причиндалы в чемоданчик. – Головные боли, недомогание?
– Все в порядке, доктор, – усмехнулся я. – Норма.
– Говорят, что вам, – доктор нарисовал в воздухе руками шар, – всякая чертовщина мерещится.
– Чего молчишь? – Еремеев, казалось, смотрел на меня с издевкой. – Русалки, гномы… Рассказывай.
– Думаю, доктор пришел не для того, чтоб послушать о содержании моих снов, – сказал я, сделав недоуменное лицо.
– Сны? – переспросил Вячеслав Михайлович, протирая пенсне несвежим носовым платком. – Хотелось бы узнать, что вам снится.
– Вчера, например, кооперативная квартира, – на полном серьезе сказал я. – Позавчера… Дай Бог памяти – нет, не хочется рассказывать.
– Домовые? Черти?.. Не стесняйтесь, – добродушно улыбнувшись, подбодрил меня доктор и начал сморкаться в платок. – Поверьте, очень интересно.
– Хорошо, – согласился я, продолжая игру, придуманную по ходу действия нашей беседы. – Вижу, как председатель «Посоха» вызывает меня и, открыв сейф, вручает сберкнижку на предъявителя. А сам благодарит, благодарит. Открываю книжку и… просыпаюсь. Обидно – не успел рассмотреть сумму.
– Издевается, – вскрикнул Еремеев, показывая на меня пальцем. – Ему хотят, как лучше… Поляков, полежишь в госпитале, успокоишься. Пансионат… С такими вещами не шутят!
– Вполне здоровый сон. – Доктор пожал худыми плечами. – Его, – кивнул на меня, – хоть завтра можно на уборку картофеля в колхоз. А вы, только не серчайте, – Вячеслав Михайлович повернулся к Еремееву, – загляните ко мне, скажем, завтра. Ведь Поляков именно вам рассказывал про нечистую силу? Верно?.. Вот и расскажете мне, что он вам поведал. И подробно. Я коллегу приглашу.
Брюнетка посмотрела на меня, на Еремеева, хлопнула ладонью по столу:
– Отчет о командировке предоставьте письменно, Поляков. Кооперативную квартиру, гонорар, думаю, получите без задержки. Вопросы есть?
– Напрасно, приятель. – Еремеев сделал кислое лицо. – Не понимаешь ты серьезности… А вы? – Он глянул на доктора. – Вы куда смотрите? Он же не в себе.
– А ты все же зайди к Вячеславу Михайловичу. И расскажи. – Я заговорщицки подмигнул доктору. – Может, я просто запамятовал. А ты хорошо помнишь. Верно?.. Это не больно. Поживешь в пансионате, отдохнешь.
Милка довольно бесцеремонно разглядывала брюнетку. Заметив мой осуждающий взгляд, отошла от окна и, разгадав правила моей игры, погладила Еремеева по голове.
– Он и мне рассказывал, – сказала она, притворно нахмурившись. – Я тоже схожу к доктору. Вместе будем уточнять детали снов.
– Да вы что?! – взъерепенился Еремеев, отстраняясь от Милки. Глаза округлились, заблестели. – За кого меня принимаете? – Продолжая таращить глаза, махнул рукой и пошел к двери.
Доктор вышел следом. Брюнетка понимающе кивнула, глядя на меня, и нахмурилась:
– Ситуация, согласитесь, странная… Вы передавали Еремееву бумаги Архелаи? – спросила она.
Я наморщил лоб, будто припоминая. Закатил глаза к потолку.
– Какие-то записи, письма, может, рецепты… Передавал.
– Надо было составить опись, – укоризненно глянув на меня, сказала брюнетка. – Не нравится мне ваш коллега. Уж не намеренно ли он пытается представить вас умалишенным?.. Скажите, мог он подговорить Стоценко?
– Подговорить? – удивился я. – Очень сомнительно.
– Однако факты говорят об обратном. Ведь доктора считают его нормальным… Стоценко доказывает, что был ангелом, разговаривал с лешими, видел русалок, какого-то Черного. Симулирует?.. Если они похитили даже десяток писем… Они стоят дорого. Чрезвычайно дорого… Олигофреничка-то ваша – нет ее. Пропала.
– Наверное, уехала, сбежала от позора. Слыхали историю с фотографиями? – спросил я.
– «Посох» занимается этим делом… Архелая в пансионате. Старушка призналась, что усыпила вас, дав травного настоя, способствующего появлению «прозрачных» снов. Состав не назвала. А будить не разрешала. Сказала: придет время – сам проснется. С ней проще. Она смеялась над рассказами Стоценко. Интересная бабушка. Доктора так и не смогли определить ее возраст.
– Вы бы поторопились с квартирой для него, – встряла Милка.
– Будет квартира. Будет… И скоро. Только вот уговорите своего любимого, чтоб старательство не бросал. Мы его на заграницу ориентировать решили. Хотите путешествовать? – Брюнетка тронула Милку за локоток и, не дожидаясь ответа, шагнула к двери. – Загляните на неделе в отдел, – сказала она мне и, попрощавшись, ушла, оставив дверь открытой.
Послышался злой голос Еремеева. «Это не смешно! Вы обязаны его обследовать!» – кричал он. «Но не могу же я силой затолкать его в лечебницу», – слышался голос доктора. Брюнетка что-то сказала, и они, громко топоча, стали спускаться вниз по лестнице.
Тесть запер входную дверь и увлек меня на кухню. Милка за нами.
– Самое время водочки выпить… Грамм пятьдесят. – Тесть сунулся в холодильник. – Пользительная вещь!
– Только с вами, – сказал я, научившись отказываться от выпивки, не обижая хозяина квартиры.
– Если бы не язва! – Он вздохнул, доставая бутылку.
– Да хватит тебе! – воскликнула Милка. – Надоело! Скажи, что бросил. – Она повернулась ко мне: – Как ты переехал, ни капельки не принимает. Мать свечку в церкви поставила.