Маргарет Уэйс - Драконы мага песочных часов
— Сломанная колонна — это Камень Основания из Храма Истара, — пояснила Иоланта. — Такхизис нашла его и перенесла в Нераку, выстроив вокруг собственный Храм. Ей нужен Берем: его душа присоединится к душе сестры, и дверь в Бездну немедленно распахнется.
— А что делать мне? — спросил Рейстлин. — Зачем ты это рассказываешь? Мне кажется, вы уже все продумали заранее.
Китиара покосилась на Иоланту и взглядом сказала Рейстлину: «Мы обсудим этот вопрос без нее». Затем Кит сменила тему разговора:
— Почему ты так спешишь уехать? Я столько лет тебя не видела, кроме того, мне интересно, что ты думаешь об этой эльфийке.
— Китиара, — в свою очередь сказала Иоланта, — и у стен есть уши. Даже у сожженных стен.
— Все просто бредят ее красотой. — Кит проигнорировала ее. — Она такая бледная и матовая, просто хлеб, замоченный в молоке. А вот когда я видала ее у Башни Верховного Жреца, она была совсем не в лучшей форме.
— Китиара, у нас есть более важные дела… — начала Иоланта, но Кит знаком велела ей замолчать.
— Так что ты о ней думаешь? — настаивала Китиара.
Что мог Рейстлин думать о Лоране? То, что она оставалась для него единственной красотой в мире. Даже его проклятое зрение, проникающее сквозь время и показывающее смерть и увядание всего живого, оказывалось бессильным перед Лораной. Эльфы живут очень долго, и годы обойдутся с эльфийкой очень мягко. Возможно, с возрастом она станет выглядеть даже лучше.
Лорана немного боялась его, немного смущалась. Но все равно доверяла. Рейстлин не знал почему. Возможно, она видела в нем нечто, недоступное другим. И маг весьма ценил такое внимание. Он любил ее… нет, даже не любил, а лелеял, как человек, оставшийся посреди пустыни с единственным глотком прохладной воды.
— У нее есть все твои прекрасные качества, сестра, — мягко сказал Рейстлин, — и еще много таких, которых у тебя нет.
Китиара радостно рассмеялась, приняв эти слова за комплимент.
— Китиара, нам нужно немедленно переговорить, — сердито сказала Иоланта. — Наедине.
— Возможно, я мог бы закончить за тебя письмо, — предложил Рейстлин.
Китиара приглашающе махнула ему рукой и отошла к окну, где они с Иолантой зашептались, сблизив головы.
Рейстлин уселся, отставив в сторону посох Магиуса. Занятый своими мыслями, он начал механически копировать слова с испорченного пергамента, попутно исправляя орфографические ошибки, на новую страницу. Маг писал быстро, красиво и более грамотно, чем Китиара.
Работая над текстом, Рейстлин незаметно немного откинул капюшон, пробуя услышать, о чем шепчутся женщины. До него донеслось лишь несколько слов, которых, впрочем, было достаточно, чтобы маг уловил общий смысл беседы.
— …Ариакас подозревает тебя… Он послал твоего брата… Нам нужно придумать, что сказать…
Рейстлин продолжил писать. Обратившись в слух, он почти не обращал внимания на содержание текста, пока перед глазами не полыхнуло знакомое имя.
Лорана. Приказ касался ее.
Теперь маг уже не прислушивался к шепоту Иоланты и Китиары. Он тщательно изучал написанное, внимательно перечитывая все, что уже переписал. Кит официально извещала одного из подчиненных, что планы изменились. Теперь не было нужды доставлять пленницу в Даргаардскую Башню. Нужно было переправить ее непосредственно в Нераку и проследить, чтобы Лорана пребывала в целости и сохранности (по крайней мере, до обмена на Берема). После того как Китиара получит Корону Власти, Лорану следовало принести в жертву Такхизис.
Рейстлин понял, что Китиара права. Танис обязательно проберется в Нераку, чтобы спасти Лорану. Мог ли как-то помочь ему Рейстлин? Маг не мог понять, зачем он понадобился Кит здесь. Для захвата Берема от него нет пользы. Заговор вокруг носителя изумруда уже сложился, и помешать ему нельзя. Ариакас послал Рейстлина предать Кит. Скрытый Свет послал его предать Кит и Ариакаса. У Иоланты есть свой коварный заговор. Каждый приберег нож, готовый вонзить его в спину другого. Не могут ли они просто перебить друг друга?
Размышления Рейстлина были прерваны звуком тяжелых шагов, громко отдающихся от каменных плит пола. Иоланта смертельно побледнела.
— Я должна уйти, — поспешно сказала ведьма и быстро накинула плащ. — Рейстлин, обязательно загляни ко мне, когда вернешься в Нераку. Нам надо многое обсудить.
Прежде чем маг успел ответить, Иоланта бросила магическую глину в стену и проскочила сквозь едва успевший открыться портал. Через миг она так же стремительно захлопнула его с другой стороны.
Шаги приближались — неспешные, властные, неотвратимые. Смертельный холод начал сочиться в комнату.
— Сейчас, братик, ты познакомишься с хозяином Даргаардской Башни, — выдохнула Китиара, попробовав мило улыбнуться, но Рейстлин видел, чего ей это стоило.
2
Рыцарь Черной Розы. Песочные Часы Звезд
23-й день месяца Мишамонт, 352 год ПК
Холод смерти тек из щели под дверью, просачивался через трещины в каменных стенах, лился сквозь разбитые окна.
Рейстлин задрожал от ужасного мороза и, отбросив перо, сунул руки в широкие рукава мантии, пытаясь согреться. Потом поднялся со стула, чтобы быть готовым к встрече.
— Сот очень страшен, — произнесла Китиара, не сводя пристального взгляда с закрытой двери. — Но он тебя не тронет, пока ты под моей защитой.
— Сестра, я не нуждаюсь в защите, — сказал маг, возмущенный ее покровительственным тоном.
— Просто будь осторожным, хорошо, Рейстлин? — резко бросила Китиара. Маг поразился — она очень редко называла его по имени, почти никогда. — Сот может убить нас единственным словом, — прибавила сестра мягче.
Дверь отворилась, и ужас вошел внутрь.
Рыцарь Смерти возвышался в дверном проеме — огромная фигура в древних доспехах Соламнийского Рыцаря. Такие носили во времена возвышения Истара. Прекрасно сделанная броня некогда отливала серебром, а теперь была тускло-черной, запятнанной кровью, которую могли смыть лишь воды искупления. Но Сот был далек от поисков прощения. Черный плащ, свисающий с плеч, тоже запятнанный кровью, завершал картину.
Глаза рыцаря сверкали красным светом сквозь прорези шлема — полыхали страстью, с которой он не смог справиться и которая стала причиной его гибели. Сот гневался на Богов, гневался на судьбу, а иногда и на себя самого. И лишь ночью, когда баньши пели ему жалобную песню его собственного падения, яростный огонь уменьшался до едва тлеющих угольков раскаяния и горького сожаления. Но когда наступал день и песнь обрывалась, гнев вновь охватывал Рыцаря Смерти.
