Джим Батчер - Грязная игра
Неужели меня опять магически обдурили фейри?
И кстати… в конце концов, я могу поднять долбаный автомобиль.
Конечно, можешь, Гарри. Но какой ценой?
Неудивительно, что Зимние рыцари оставались в должности до самой своей смерти. Если Баттерс был прав, они бы погружались в мучительную агонию своих избитых тел в момент, когда мантия их покидала.
Вроде того, как я превратился в агонизирующее желе, когда дженосква воткнул в меня гвоздь.
— Меня беспокоит, — тихо сказал Баттерс, — что он меняется. Что он этого даже не осознаёт.
— Смотрите, кто заговорил, — сказала Кэррин. — Бэтмен.
— Это было один раз, — возразил Баттерс.
Кэррин ничего не ответила.
— Ну ладно, — смягчился Баттерс. — Несколько раз. Но этого всё равно было недостаточно, чтобы спасти всех этих детей.
— Ты вытащил многих из них, Уолдо, — сказала Кэррин. — Поверь мне, это уже победа. Чаще всего, невозможно сделать даже это. Но ты не уловил суть.
— В смысле?
— С тех пор, как у тебя появился череп, ты тоже изменился, — произнесла Кэррин. — Ты работаешь рука об руку с паранормальным существом, которое пугает меня до мурашек. Ты можешь делать вещи, которые не делал раньше. Знаешь то, чего не знал до этого. Твоя личность изменилась.
Последовала пауза.
— Изменилась?
— Ты стал более серьёзным, — сказала она. — Более… напряжённым, я полагаю.
— Да. Теперь я больше знаю о том, что на самом деле происходит. Это никак на меня не повлияло.
— А может, повлияло, но ты просто этого не осознаёшь, — сказала Кэррин. — Я вижу тебя так же, как ты видишь Дрездена.
Баттерс вздохнул.
— Я понимаю, что ты пытаешься сделать.
— Не думаю, что понимаешь, — сказала она. — Это… о выборе, Уолдо. О вере. Перед тобой масса фактов, которые можно подогнать под несколько истин. Ты должен выбрать ту, которой будешь следовать в своих решениях относительно этих фактов.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты можешь пойти на поводу у своего страха, — сказала Кэррин. — Может, ты и прав. Может, Дрездена превращают в монстра без его ведома и против воли. Может, однажды он станет чем-то, что убьёт всех нас. Ты не ошибаешься. Это может произойти. Меня это тоже пугает.
— Тогда почему ты со мной споришь?
Кэррин недолго помолчала, прежде чем ответить.
— Потому что… страх — это ужасная, коварная штука, Уолдо. Он портит и искажает всё, к чему прикасается. Если ты позволишь страху вести тебя, рано или поздно он будет править всем. Я решила, что не позволю себе быть кем-то, кто живёт в страхе, что её друзья превращаются в чудовищ.
— Что? Вот так просто?
— Осознание этого заняло у меня очень, очень много времени, — ответила она. — Но, в конце концов, я лучше сохраню веру в людей, которые мне не безразличны, чем позволю моим страхам исказить их в моих собственных глазах, или где-то ещё. Думаю, ты просто не видишь, что сейчас происходит с Гарри.
— Что? — спросил Баттерс.
— Так выглядит тот, кто борется за свою душу, — сказала она. — Ему нужно, чтобы его друзья верили в него. Самый быстрый способ для нас сделать из него чудовище — это начать смотреть на него так, словно он уже им стал.
Баттерс молчал довольно долго.
— Я скажу это лишь раз, Уолдо, — сказала она. — И я хочу, чтобы ты выслушал.
— Хорошо.
— Ты должен выбрать, по какой стороне дороги ты собираешься идти, — мягко сказала она. — Отвернуться от своих страхов или схватить их и убежать вместе с ними. Но тебе надо понять. Ты пытаешься идти посередине, и это тебя разрывает.
Голос Баттерса сделался горьким:
— Они или мы, выбрать сторону?
— Этот разговор не о сторонах, — сказала Кэррин. — А о познании себя. И об осознании, почему ты делаешь выбор. Как только ты поймёшь это, ты будешь знать, куда идти.
Половые доски заскрипели. Возможно, она подошла к нему ближе. Я вообразил, что она положила руку ему на плечо.
— Ты хороший человек, Уолдо. Ты мне нравишься. Я тебя уважаю. Думаю, ты с этим разберёшься.
Последовала длинная пауза.
— Энди ждет моего возвращения, чтобы поесть, — сказал он. — Я лучше пойду.
— Хорошо, — сказала Кэррин. — Спасибо ещё раз.
— Я… Да, конечно.
Шаги. Входная дверь открылась и закрылась. Зашумел стартер, и автомобиль отъехал от дома.
Я сел на постели и зашарил вокруг, пока не нащупал правой рукой прикроватный светильник Кэррин. Свет больно ударил в глаза. В голове было странное чувство — видимо, результат всех этих свиданий со стенами. И я снова остался без рубашки. Баттерс добавил в мою коллекцию медицинских трофеев ещё несколько повязок и резкий запах антибиотиков. Моя рука снова была перевязана и заключена в алюминиевую шину. Шину поддерживала перекинутая через шею перевязь.
Я встал с постели, пошатался с минуту и заковылял к двери спальни. Кэррин открыла её прямо перед моим носом и застыла, обеспокоенно глядя на меня.
— Боже, ты превращаешься в монстра, — сказала она. — В мумию. По куску за раз.
— Я в порядке, — сказал я. — Почти.
Она поджала губы и покачала головой:
— Как много ты услышал?
— Всё после его обычной присказки: «Я не настоящий врач».
Рот Кэррин дёрнулся.
— Он просто… Он беспокоится, вот и всё.
— Я понял, — сказал я. — Думаю, ты хорошо ему всё объяснила.
Её глаза блеснули в ответ:
— Я знаю.
— Бэтмен? — спросил я.
— Он был… — она сложила руки. — Тобой, я полагаю. Ты ушёл из города, и Молли ушла, на улицах перестало быть спокойно. Головорезы Марконе вступали в бой с фоморами, если те пересекали их территорию. Но их защита стоила денег. Не каждый мог себе её позволить.
Я поморщился и пробормотал:
— Чёрт возьми. Чёртова Мэб. Я мог бы вернуться сюда много месяцев назад.
— Уолдо делает, что может. И у него есть череп, поэтому он может больше, чем многие.
— Боб не годится для использования в полевых условиях, — сказал я. — Он ценный ресурс, пока не привлечёт к себе внимание. Как только он будет обнаружен, на него можно будет найти управу или украсть. И тогда плохие парни станут намного сильнее. Вот почему я старался не выносить его из лаборатории.
— Фоморы начали забирать детей в прошлый Хэллоуин, — просто ответила Кэррин. — Шестилетних. Прямо с улиц.
Я снова поморщился и опустил глаза, не выдержав её пристального взгляда.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Кэррин. — Ты голоден?
— Просто умираю.
— Пошли.
Я прошёл за ней на кухню. Она вытащила пару ещё теплых пицц «Пиццы Экспресс» из духовки. Не успели тарелки коснуться стола, как я хищно набросился на них. Пицца была моя любимая. Не превосходная, но любимая, потому что это была единственная пицца, которую я мог позволить себе долгое-долгое время, и я привык к такой. Много соуса, мало сыра и от мяса одно название, зато корочка толстая, горячая, хрустящая и полная всяких вкусных вещей, которые вас медленно убивают.
