Маргит Сандему - Околдованная
— Дай Ханне взглянуть на тебя, — сказала старуха удивительно звучным голосом. — Посмотрим, не достанем ли мы девочку.
— Девочку? — повторила Силье, широко раскрыв глаза. — Вы знаете…?
— Конечно, я знаю! Не бойся, ты оказала услугу мне — теперь я окажу ее тебе. И кроме того, мы же обе хотим иметь живого ребенка, не так ли?
Силье кивнула. В тот же миг ее тело стало сотрясаться от нового приступа боли. Ханна покачала мерзкой головой.
— Это нехорошо. Сначала мы дадим тебе кое-что, чтобы подкрепить тебя, потому что это будет стоить тебе сил, девочка! Да, это Тенгель! Он стоил жизни своей матери, он, действительно, жесток со своими женщинами.
Она порылась в карманах своих лохмотьев. Силье пыталась не вдыхать вонь, исходившую от старухи, не смотреть на ее кривые руки, на черные поры и морщины.
— Вот… У тебя есть вода?
Силье показала жестом. Ханна взяла деревянный ковш и дала ей беловатый порошок. Дрожащими руками Силье приняла ковш и проглотила порошок с водой, затем посмотрела на Ханну глазами раненого животного.
— Помоги мне, — прошептала она.
Ужасная старуха кивнула.
— Никто зря не зовет Ханну. Все должно пройти хорошо.
Силье не была так в этом уверена, но все-таки она была благодарна. Подождав немного, Ханна вынула другой порошок. На этот раз серо-зеленый и с таким запахом, что ноздри у Силье начали вибрировать. Она непроизвольно откинула голову назад.
— Выпей — это расслабляет тугие ноги.
Силье не осмелилась ослушаться. Подсознательно она поняла, что не следует спрашивать, что содержит этот порошок. Здесь были явно не только травы, нет!
— Так, — сказала Ханна. — Теперь подождем. Тебе следовало бы сидеть на стуле, но думаю, ты этого не осилишь.
В комнате наступила тишина.
— О… нет! — Силье скорчилась от жгучей боли под ложечкой.
Ощущение было такое, словно внутри у нее было битое стекло или серная кислота. Губы Ханны шевелились, ее руки чертили в воздухе над телом Силье круги. Тут Силье почувствовала такую сильную боль, что закричала, а все вокруг стало черным. «Теперь я умираю, — подумала она. — Милосердный Боже, теперь я умираю! Ребенок родится — мертвым или живым, — но я умираю. Эта ужасная женщина, это орудие Сатаны! Она заботится о ребенке. Мной она пожертвовала…» Она ощущала омерзительные руки Ханны на своем теле, слышала, как ее голос бормотал заклинания:
— Белиаль, Атюс, Кюбеле, Ребо, Апполион, Лупус, Астарот, Нема…
Это звучит так, словно она вызывает демонов, думала Силье, чувствуя вялость. Нет, теперь не демонов, не демонов. Мы в долине Людей Льда, я видела, как демоны поднимались над горами. И я виновата, сама виновата во всем этом и теперь наступает расплата. У меня была любовь с демоном, пронеслось в ее голове. А затем — ничего больше.
Медленно, медленно поднималась она из угольно-черного колодца. Она услышала звуки. Сначала слабо, затем более отчетливо. Это были голоса. Голоса соседок — крестьянских жен.
— Она невероятно мала и слаба.
— Ударь ее по заднице, глупая курица! — Это был голос Ханны. — Сунь ей в рот палец!
«О ком это они говорят?» — удивилась Силье. Теплая рука гладила ее лоб. Голос Тенгеля. Низкий и невнятный.
— Силье, Силье, вернись ко мне!
Она отчаянно старалась сказать ему, что жива, но не могла… Слабый крик. Да? Нет, он кричал гораздо сильнее. Призрак в лесу? Похоже на его плач. Новорожденный ребенок.
Новорожденный ребенок? Ее и Тенгеля маленькая девочка?
— Такая маленькая, — сказала соседка-крестьянка. — Это маленькое существо ни за что не выживет.
Наконец, у Силье оказалось столько сил, что она могла открыть глаза. Все было, как в тумане.
— Тенгель, — прошептала она.
— Боже, благодарю тебя, — услышала она его голос. Его руки нежно погладили ей голову.
Она желала посмотреть на ребенка и в то же время боялась этого. Не решалась. Сначала она должна была окрепнуть.
— Ханна дала мне что-то, — сказала она. — Это подействовало сразу.
— Ну да, не сразу. Ты после этого еще немало боролась за жизнь.
Она подумала над этим.
— Мне было больно. Это утомило меня.
— Я охотно в это верю.
Ханна, сидевшая на треногом табурете у очага и похожая на хищного зверя перед прыжком, повернула голову.
— Твоя жена не роженица, Тенгель.
— Ты имеешь в виду… что это последний ребенок? — Спросил он.
— Так должно бы быть, — усмехнулась старуха. — Но ты же не сможешь держаться в стороне.
Силье и Тенгель обменялись взглядом, пытаясь спрятать улыбку. Силье видела, что у него в глазах были слезы, этого она никогда раньше у него не замечала.
— Я вижу здесь в огне удивительные вещи, — сказала вдруг Ханна. — Из вашего рода выйдут…
— Что же? — спросил Тенгель, когда она замолчала. — Злое наследие… будет ли оно и дальше передаваться?
— Оно тоже. Оно тоже. Но есть другие любопытные вещи. Ты как-то спросила, могу ли я видеть твое будущее, Силье. Теперь я вижу его. Люди Льда — это вы. Вы и никто другие.
— Но это не так, — возразил Тенгель. — Всех в долине называют Людьми Льда.
Ханна засмеялась.
— Это так, как я говорю. От детей, которых ты воспитаешь, Силье, придет огромная радость и большое горе… Но этого я не понимаю. Я вижу двойной ряд деревьев.
— Аллею? — спросила Силье. — Нет, это невозможно.
Ханна забыла о них и уставилась на тлеющие угли очага. Тенгель поднялся и взял у крестьянки из рук завернутого ребенка.
— Хочешь на нее взглянуть? — спросил он. В его голосе чувствовалась гордость отца.
— За этого ребенка можешь не бояться, — услышала она голос Ханны. — Он не имеет силы.
Силье вздохнула с облегчением. Она посмотрела вверх и испугалась — маленькая девочка выглядела жалкой и синеватой.
— Она… прелестна, — сказала она не очень искренне. — А волосы у нее будут рыжими?
— Я полагаю, не более, чем у тебя, — улыбнулся Тенгель.
«Он уже любит ребенка, — изумленно подумала она. Он, который не хотел его. А я, так упорно боровшаяся за него, у меня еще нет сил ничего чувствовать».
— Как вы ее назовете? — спросила другая крестьянка, находившаяся поодаль.
Она явно не осмеливалась приближаться к Ханне. Силье увидела, что старуха, рывшаяся в углях, прекратила свое занятие.
— Она такая маленькая и жалкая, — начал Тенгель. — Это заставляет меня думать о Даге, которого ты нашла в лесу. Ты собиралась назвать ребенка Лив, если бы это была девочка. Ты помнишь это?
— Да, я это помню.
Плечи Ханны слегка опустились. Тенгель продолжал:
— Поэтому я бы хотел назвать ее Лив.
— Лив — это хорошо. Но я хочу дать ей двойное имя, какое часто получают другие.
Страшилище у очага затаило дыхание.
