Маргарита Блинова - Забавно быть студентом
Пару секунд мы, как в былые времена, молча испепеляем друг друга тяжелыми взглядами, а потом Темный криво ухмыляется.
— Надеюсь, твои новые друзья вернут тебя в усадьбу Даронов до того, как Эми, ведьма и эльф сойдут с ума от беспокойства…
Переступив через медленно тлеющее одеяло, Никлаус уверенным шагом пересекает разгромленную комнату и выходит вон.
"Да сколько можно‑то уже! — стонет дракончик. — Искалечили друг другу сердца и ходите с гордо поднятыми подбородками! Ладно, он идиот, но на тебя‑то что нашло?"
А я вдруг понимаю — действительно, идиоты! А еще в душе поднимает буря из сожаления и одиночества из‑за того, что он ушел, а еще страх, потому что тогда в нашем странном сне он сказал, что не знает, насколько его хватит.
А что, если теперь все? Что, если мои слова стали для него последней каплей, после которой он больше не станет сражаться за меня?
Не раздумывая, я кидаюсь к дверям, но на пороге притормаживаю и оборачиваюсь. Все‑таки Анхель отчасти прав — сначала долг, потом желания.
— Первый, — зову малость потрепанного мужчину, — а с какого языка вы переводили ритуал?
— Древний, — слизывая с разбитой губы кровь, откликается Тень.
Еще сама до конца не осознавая свалившейся на нас удачи, хитро улыбаюсь.
— Если дашь мне оригинал, я переведу все, что там написано, — тараторю я и, подумав пару секунд, добавляю: — Завтра с утра…
Посчитав, что и так сделала на сегодня достаточно для спасения мира, я вприпрыжку бегу по коридору, вслед за ушедшим мужчиной.
Ничего страшно с Темными землями за ночь не случится, а вот в моих и так чересчур сложных отношениях с Тринадцатым все может окончательно скатиться в Скол.
— Доставала! — кричу я, притормаживая на верхней площадке лестницы. — Никлаус!
Блин, да куда он мог деться?
Меня догоняет Рокки и с веселым лаем уносится вниз по лестнице, а затем я слышу ворчливые интонации Темного. Перепрыгивая через три ступеньки, несусь вниз, замечаю широкую спину мужчины и неожиданно замираю на предпоследней ступеньке.
— Тринадцатый…
Мужчина медленно разворачивается.
— Ну и? — холодно, с пренебрежением кидает он, приподнимая брови, а я, к своему ужасу, замечаю на темно — серой плотной рубашке алое пятно крови.
Черт! Кажется, Первый его задел во время драки.
"Или открылась одна из ран, которую ты ему нанесла", — жестко напоминает подарочек горцев.
— Как ты себя чувствуешь?
Доставала перехватывает мой взгляд, мельком смотрит на пятно крови, расползающееся по его одежде, и за один миг оказывается у подножья лестницы.
— А как должен чувствовать себя мужчина, которого отвергли? Кстати, поздравь меня, — серые глаза мужчины полны боли, — я первый рефаим в долине, кому вернули Светимость.
Он стоит очень близко, и при желании я могу запросто дотянуться до него и обнять, но не делаю этого.
— Я растоптан тобой. Я ранен. Я схожу с ума… — раздраженно выплевывает он слова. — Ну, что, теперь ты довольна? Теперь ты отомстила мне за тот раз?
Я закрываю глаза, чтобы не видеть боли и отчаянья в его глазах, и делаю шумных выдох.
"Скажи, что любишь этого Темного идиота, и дело закрыто", — нудит дракончик.
Скажи… Будто это вот так просто, взять и сказать!
— Мне страшно… — вырывается у меня помимо воли, а следом накатывает неожиданная волна слез, полных раскаянья. — Мне очень страшно, что ты больше никогда не скажешь, что любишь меня, не назовешь Ангелом, не поцелуешь…
Слезы, горькие и противные, подступают все ближе и ближе, но я закусываю нижнюю губу и стараюсь унять этот поток. Надо держаться, надо быть сильной до конца.
Мои глаза все еще закрыты, поэтому звук удаляющихся шагов становится для меня полной неожиданностью.
"По ходу дракон был прав, — задумчиво произносит пессимизм. — Надо было сказать, что любишь. А теперь мы окончательно его потеряли…"
Распахнув глаза, я с ужасом и болью наблюдаю за тем, как с каждым шагом все дальше и дальше удаляется от меня Никлаус.
Не реветь! Только бы не зареветь!
— Ник… — все‑таки всхлипываю я сквозь горечь в горле, ощущая, как по щекам скатываются слезы. — Ник, прости меня!
Оставаясь все таким же безучастным, мужчина дергает на себя входную дверь, и в помещение тут же врывается свежий воздух.
— Гауф! — визгливо окликает его Рокки, прижимается к моим ногам и тоненько скулит.
"Тудыт твою растудыт! — зло рявкает подарочек горцев. — Да скажи уже!"
— Я тебя люблю… — тихо шепчу себе под нос, позволяя слезам скользить по щекам.
Доставала замирает, резко оборачивается, смотрит в мои полные слез глаза, и на его губах расцветает ехидная улыбочка.
— Ты идешь?
"Вот он гад!" — возмущается пессимизм.
"А какая выдержка", — восхищенно оценила актерский талант Темного критика.
"Предлагаю обидеться…" — подняла голову гордость.
"Заткнись!" — в едином порыве обрушились на нее внутренние голоса.
Радостно улыбнувшись, пусть и безумно коварному, но все‑таки любимому мужчине, я бегу к нему навстречу и прижимаюсь к широкой накачанной груди.
— Осторожнее, — болезненно морщится Доставала и тут же замолкает, атакованный моими нетерпеливыми губами.
Встав на самый краешек носочков, я обнимаю Темного за могучую шею и не могу сдержать накатившего счастья. Истосковавшиеся по грубоватой ласке Темного, мои губы не могут оторваться от него ни на секунду.
Не теряя времени, Никлаус хватает меня одной рукой за затылок, рушит остатки прически и запускает в мои растрепанные волосы свои пальцы.
— Скажи еще раз… — требовательно заглядывает он мне в глаза, отстраняя от себя.
— Извини меня, — шепчу я, осторожно гладя его грудь ладонями.
— Нет, — дергает Никлаус головой. — Скажи, что любишь…
Мои губы как‑то сама собой растягивают в ехидной улыбке.
— Обойдешься, — фыркаю я. — Одного раза было вполне достаточно! А то еще привыкнешь, ценить перестанешь…
— Зараза! — шумно выдыхает Никлаус, наклоняется и накидывается с жарким поцелуем.
Его рука крепко держит меня за затылок, а вторая спускается по спине и нагло хватает за попу.
— Ко мне или к Дамирам? — хрипло уточняет он, всего на миг прерывая наш поцелуй.
— Хм… — в задумчивости кусаю его нижнюю губу.
С одной стороны, Наточка, Эми и Юлик волнуются, а с другой… Эх, гулять так гулять!
— Хочу посмотреть на твою комнату, — с улыбкой шепчу я, прижимаясь к мужчине всем телом.
Никлаус широко улыбается, и в серых глазах загорается какой‑то странный огонек.
