Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – гранд
Часть войск, разочарованных такой войной, что обещала многое, а принесла плодов так мало, двинулась по моему распоряжнию к Большому Хребту, где я распорядился немедленно расформировать на небольшие отряды и часть отправить в Гандерсгейм, а часть в Сен-Мари, но постараться смешать их с сен-маринцами, армландцами и фоссанцами, а еще лучше не постараться, а сделать это в обязательном порядке.
Пользуясь тем, что группировки Хродульфа Горного, Леофрига Лесного, Хенгеста Еафора и Меревальда Заозерного все еще противостоят друг другу и потому налоги оставляют себе, так как каждый полагает себя королем, я распорядился налоги собирать только особым королевским сборщикам, что вызвало одобрение даже у тех, против кого вообще-то направлено.
Тех же, кто начал роптать, успокаивали, что это временные меры, вызванные смутой, гражданской войной, неразберихой, а через год гранд Ричард сложит полномочия, и все пойдет, как в старые добрые времена.
Граф Меганвэйл, честный и прекрасный военачальник, хороший полководец, прекрасно знает, как часто решающие битвы бывают проиграны лишь из-за того, что какой-то феодал счел ниже своего достоинства вступать в бой после того, кто ниже родом, или не захотел стоять с ним рядом в боевых порядках.
Я сделал ставку на то, что он настолько будет думать об армии, что забудет обо всем остальном, и не прогадал: он со всей поспешностью набирал молодых парней во всех землях Варт Генца, несмотря на протесты местных лордов, вербовал опытных ветеранов, поручая им обучение новичков, и громко ликовал, что армия теперь будет по-настоящему боеспособной и не уступит армии покойного Гиллеберда.
Чтобы справиться с расходами, я пустил на продажу также и все земли, отделенные от Турнедо по четырехстороннему договору. Покупателя не нашлось только на баронство Зигмунда Лихтенштейна, а все остальное раскупили на втором открытом и честном аукционе, на что я напирал особенно, мол, у меня нет любимчиков, я стараюсь для всего Варт Генца.
Выручил я немало, земли Турнедо славятся не только урожайностью, но и высокой организацией труда, ведь покупатели получают их вместе с селами, деревнями, церквями и даже двумя городами!
Этих денег хватит на содержание армии на полгода, а дальше посмотрим. Могу втихую перебрасывать средства из Сен-Мари, если уж совсем прижмет, но, думаю, собираемых налогов хватит, чтобы в армии поняли: плачу я, и потому выполнять приказы они обязаны, да и будут, только мои.
Сэр Меганвэйл сказал успокаивающе:
– При прочих равных всегда престижнее служить в королевской армии, чем в армии какого-нибудь барона.
– Да, – согласился я. – К тому же королевская армия воюет редко, только с другими королевствами, а баронские армии постоянно дерутся с соседями, там сложить голову в дурацкой драке можно куда быстрее.
– А погибать никто не хочет, – согласился он, – если можно обойтись. Да, все так… осталось только – создать эту армию!
Я сказал твердо:
– Граф, вы и так падаете с ног, но когда мы это завершим, вы, а не я, будете спасителем королевства! Вы же лучше всех знаете, насколько королевство станет сильнее и защищеннее с той армией, которую делаем!
Он выдохнул горячо:
– Знаю. И молю Господа, чтобы задержал вас у нас подольше. Ибо знать, как правило, мало.
– Но вы знаете, граф!
Он оглянулся по сторонам и сказал совсем тихо:
– Заодно решите и еще один очень острый для нас вопрос…
– Да, сэр Меганвэйл? – поинтересовался я.
Он сказал горько:
– У всех эта заноза… барон Зигмунд Лихтенштейн!.. Не буду о нем рассказывать, сами все знаете. Он сейчас просто символ нашего неумения справиться с проблемами. Хотя, если честно, у него такое положение, что вся армия Варт Генца, как и Гиллеберда, ничего не смогла бы сделать, но кого это волнует?.. Все тычут в глаза, что не можем сделать именно мы.
Я пробормотал:
– И что… я?
Он сказал сквозь зубы со сдержанной яростью:
– Этот Зигмунд понимает, что никакой независимости ни от кого не получит, потому добивается права отдаться под вашу руку. Мол, вы такой же, как и мы, союзник, вместе победили короля Гиллеберда, так что не так уж и важно, чье знамя поднимется над его башнями, это будет знамя победителей!
Я покачал головой:
– Граф, я не могу его принять! Это будет нечестно по отношению к вам, я имею в виду королевство Варт Генц…
Он сказал торопливо:
– А его и не надо будет принимать, понимаете? Как только вы приняли корону гранда Варт Генца, то этот проклятый Зигмунд должен был прекратить сопротивление. Варт Генц уже считается вашей землей, условие Зигмунда, собственно, уже выполнено, нужно ему об этом только сообщить!.. Он уже оказался под вашей высокой рукой, и его земли фактически вошли в ваши земли!
Я покрутил головой в сомнении.
– Знаете, сэр Меганвэйл, я все-таки рыцарь, а это как-то не совсем честно. Я не хочу наживаться за счет Варт Генца.
Он сказал горячо:
– У нас нет другого выхода, сэр Ричард!.. Это кость в горле, что не дает нам вздохнуть. Мы бы давно отдали его вам, если бы это не выглядело позорным поражением!.. А сейчас именно тот случай, когда мы не теряем лица.
Я поколебался, но посмотрел на отчаянное лицо честного полководца и махнул рукой.
– Ладно, граф! Я пойду вам навстречу в этом вопросе, хотя меня все еще не оставляет чувство неловкости.
– Ваша светлость!
Я пояснил смущенно:
– Как будто я воспользовался вашими трудностями…
Бобик валяется на поляне кверху лапами, Зайчик примчался на свист, я поднялся в седло и вдруг на короткий миг ощутил со щемящей пустотой в груди, как остро недостает пищащего существа в полукольце моих рук, что ерзает и восторгается таким громадным миром.
Зайчик посмотрел вопросительно, когда я медленно разбирал повод, словно все еще не могу решить, ехать или остаться.
– В Савуази, – сказал я наконец. – Карьером. Что смотрите?.. Мне тоже здесь как бы еще ага как, ну и что?.. Мы же люди? Мало ли, что нам хочется, видите ли!.. Вы тоже… эти, не эльфы же!
И снова ветер в лицо, в который раз я прижался к горячей конской шее, надо мной шелестит по ветру длинная и густая грива, укрывая надежным щитом, а впереди несется черный, как сгусток мрака из самого ада, стремительный пес, веселый, раскованный и все еще загадочный.
За несколько миль до столицы я перевел Зайчика в галоп, чтобы успевать увидеть перемены, и с разочарованием понял, что все такое же, как было в мой самый первый приезд в Турнедо, когда армландцы избрали меня гроссграфом, и как потом, уже после первой недели захвата города.
Все так же идут по дорогам в обе стороны нагруженные кони, тянутся вереницами телеги. Мы смогли сокрушить военную машину Гиллеберда, не затронув экономику, что удается редко, это предмет для гордости, однако подсознательно хочется, чтобы смену правителя как-то заметили и задвигались шибче, что ли… Желательно, конечно, с хвалебными песнями, но это уж ладно, перебьюсь…
Савуази мы увидели издали сперва по высоким башням, затем выступила знаменитая оборонительная стена, которую нам так трудно было защищать из-за ее протяжности.
В город со всех сторон тянутся подводы и гонят стада коров и овец на бойни, в громадном городе есть только запасы зерна и муки, а мясо, молоко, овощи поставляют вот так ежедневно и ежечасно.
Мы подъехали к воротам, нас узнали издали, все моментально стали такими бравыми, подтянутыми, бодрыми и смотрят истово и преданно: прикажи броситься в огонь – сразу прыгнут, только скажите!.. Ага, знаем, проходили, так и кинутся, разевай хлебало шире. Я уже политик, а значит – смотрю на вещи и людей трезво…
Через город мы ехали под веселые крики горожан. Похоже, с гибелью Гиллеберда смирились, в то же время я так везде его постоянно расхваливаю, что меня рассматривают чуть ли не как преемника, которого сам Гиллеберд и назначил.
В королевском саду за полсотни ярдов до дворца по аллее навстречу идут полдюжины королевских гвардейцев, впереди красиво шагает высокий красавец в малиновом плаще поверх стальных лат, движения широкие, но не размашистые, каждый жест выверен, настоящая потомственная военная косточка.
Он рявкнул команду, гвардейцы разбежались в стороны и взяли копья на караул, а он коротко поклонился.
– Ваша светлость…
Я сказал весело:
– Приветствую, сэр Ортенберг. Все ли в порядке?
Он отчеканил, сурово и прямо глядя мне в глаза:
– В полном, ваша светлость!
Я поймал себя на том, что приятно смотреть в загорелое красивое лицо с очень светлыми глазами, похожими на лед. Я еще в первый свой визит подумал, что такие остаются верны своему господину, даже если тот превращается в отъявленную сволочь, но все-таки я переломил ситуацию, и теперь он верен мне. Правда, пришлось оставить его без прежнего сюзерена.
– Все хорошо, сэр Ортенберг, – сказал я отечески. – И будет еще лучше. Как будто и не было никакой войны.
