Picaro - Ученик
– Ааа…
Урс выдернул нож. Быстро, боясь, что жертва побежит, снова ударил. На этот раз попал в мягкое. Громко охнув, монах зашатался. Попытался развернуться, но оскользнулся и шлепнулся в грязь. Беспомощно завозился под ногами паренька.
Чувствуя, как бешено бьется сердце, Урс отступил на шаг. По-другому взялся за рукоять ножа. Стал огибать корчившегося в грязи человека. Тот, не обращая внимания на своего убийцу, постанывая, пытался подняться. У него не получалось, руки с ногами не слушались, и монах все время валился на бок. В какой-то момент голова его запрокинулась, подставив белеющую в темноте шею. Нужно было добивать.
Глаза раненого уставились в небо. Словно жалуясь, монах выдохнул черным, влажным от крови ртом:
– Б-больно… Д-дышать не моху…
Рука с ножом замерла, так и не поднявшись. Звериный азарт атаки сменился тоской. Отвернувшись, Урс быстро пошел прочь. Под ногами громко чавкала грязь, заглушая хриплое дыхание раненого.
Глава третья,
в которой фон Швертвальд навещает Монашку
Коренные жители Годштадта любили говорить, что их город никогда не ложится спать. В этом фон Швертвальд очередной раз убедился, когда, дождавшись вечера, покинул дом, который снимал на улице Ткачей. Его ждала встреча с одним старинным знакомцем, жившим на самой границе "Чистых" и "Веселых" кварталов. Торговцы и мастеровые, населявшие "чистые" улицы, поднимались с восходом солнца и после трудового дня отправлялись в кровати пораньше. Но жизнь в столице Империи не замирала ни на мгновение – тысячи людей благородного звания и "ночной народ" – поивший, ублажавший и всячески развлекавший их – только пробуждался ото сна на закате. Оживали "Веселые" кварталы: Фляга, Две Шестерки и Монашка – бесконечные лабиринты кривых улочек, застроенных питейными, игорными и публичными домами.
Переехав через соединявший берега Троицы мост императора Максимиллиана, рыцарь оказался на Большой Плясунье – площади, с которой начиналась Монашка. Здесь, если в жилах играла кровь, а в кошеле звенели монеты, каждый мог вкусить продажной любви, хорошенько выпить или проверить благосклонность госпожи Фортуны. Правда, так же легко неосторожный человек, особенно из приезжих, окунувшись в ночную жизнь, рисковал остаться без денег и получить удар в спину. Окованные железом дубинки, мясницкие топоры и ножи – оружие местных воровских шаек – легко шло в ход, стоило их владельцам выследить подходящую добычу. Ловкий, зачастую смертельный удар уравнивал всех: почтенного бюргера, решившего отдохнуть от семейной жизни, понадеявшегося на свои кулаки пьяного подмастерья и провинциального рыцаря, познававшего прелести столицы. Убитых и раненых раздевали догола, а труп или еще живого человека обычно кидали в выгребную яму, чтобы не оставлять следов. Бывало и похлеще. Например, как в случае с шайкой Мясника Карла. Помимо ночной жизни у ее главаря была и дневная – держал лавчонку в Свином переулке, где торговал убоинкой – как обычной, так и мясом своих жертв.
Когда Карла схватили, на суде его жена показала, что муж неоднократно приказывал ей готовить человечину для себя и своих дружков. Подвергнутые пыткам, обвиняемые признались в людоедстве и, согласно закону, были приговорены к смерти от голода. Мясник и его люди сгинули в подземельях городской тюрьмы, оставив после себя страшные истории, которыми мамаши и спустя сто лет пугали непослушных детишек.
Но, как ни странно, опасность, сопровождавшая поход в Веселые, никого не останавливала. Не пугала она и фон Швертвальда, но по иным причинам, не тем, что жителей Годштадта, предпринимавшим для посещения квартала особые предосторожности. Чтобы не стать жертвами лихих людей, мастеровые гуляли там большими компаниями, вооружившись, как на войну. Почтенные купцы, отправляясь поразвлечься, нанимали охрану из "мертвоголовых" – с наемниками разбойники не связывались. А рыцари не брезговали надевать кирасы и шлемы, опоясывались мечами, сопровождавшие их слуги несли на плечах алебарды или заряженные арбалеты. Впрочем, все это мало сказывалось на доходах ночных шаек. Дураков, простаков и приезжих в имперской столице хватало с лихвой. Власть редко обращала внимание на исчезновения чужаков. Прево Годштадта не устраивал облав, не лез туда, куда его не просят, а взамен спал спокойно, регулярно получая солидные подношения. По тайному уговору с "ночными баронами" – главарями шаек – их люди не совались на "чистые" улицы, где стояли дома аристократов и богатого купечества. Любой вор, решивший проявить удаль в тамошних краях, отвечал головой в первую очередь перед своими товарищами. Обычно ослушников сразу же выдавали властям.
В отличии от приезжих и местных бюргеров Венк фон Швертвальд был в Веселых кварталах своим. Ну, или почти своим: поступив на службу к графу Ландеру, он провел незримую границу между новой жизнью и двумя годами в столичных клоаках. Однако, оказавшись в Годштадте, нередко приходилось вспоминать и о старых знакомых. Вот и сейчас ему требовалась помощь приятеля с весьма примечательной кличкой – Паук. Из двух лет, в течение которых фон Швертвальд подвизался в трущобах Монашки, половину времени он снимал у Паука комнатенку.
Маленький, толстый, длиннорукий и ловкий несмотря на горб тот вместе с братом замораживал говяжьи туши для мясников с Грошового Рынка. А по ночам они отбирали деньги у пьяных, которых заманивали в соседний тупичок знакомые шлюхи. Иногда, если было много "работы" или попадался опасный клиент, к ним не брезговал присоединяться и сидевший без денег рыцарь. Сейчас, вспоминая о тех днях, фон Швертвальд только удивлялся тому, как Господь провел его живым и невредимым через столько опасностей. Обычно жизнь подручных "ночных баронов" была короткой: нож конкурента или меч палача обрывали ее в самый неожиданный момент.
Но сегодня Венк направлялся к старому знакомцу не для того, чтобы за кружкой вина вспомнить о былых "подвигах". Вырвавшись из трясины благодаря счастливому случаю, он возвращался в нее, только когда этого требовали интересы хозяина. Ему нужен был даже не сам Паук, а огромный, выложенный камнем подвал, который его брат-здоровяк набивал ледяными кирпичами. Благо далеко ходить за ними не требовалось: по соседству протекал приток Троицы, покрывавшийся зимой толстым ледяным панцирем. С наступлением весны у братьев не было отбоя от клиентов – лучшего места для хранения туш в квартале не имелось. Теперь этим удобным, а, главное, надежным хранилищем собирался воспользоваться и фон Швертвальд.
* * *Запыхавшийся слуга догнал хозяина у Малых ворот поместья. Привратник уже отворил их и, позвякивая ключами, ждал, когда молодой граф с оруженосцем проедут. Низко кланяясь, прибежавший парень сказал:
