Джин Вульф - Пыточных дел мастер
— Хотя был давно мертв?
— Этого сказать не могу — вода их держит свеженькими. Говорят, вроде как дубит человечью кожу. Выходит — не то, чтобы как голенище, но — вроде женской перчатки.
Агия ушла далеко вперед, и я пошел за ней. Старик погнал лодку следом, параллельно топкой тропинке среди осоки.
— Я им сказал, что — вот, для них-то сразу поймал, а Кае уж сорок лет не могу найти… Я обычно вот чем пользуюсь. — Он показал мне железную кошку на длинной веревке. — Вылавливателей разных полно, а вот Кае так и не нашел. Начал через год после ее смерти с того места, которое здесь обозначено. Ее там не было. Взялся я за дело всерьез, и через пять лет уже здорово забрал в сторону — так мне тогда казалось. Потом испугался — а вдруг ее здесь вовсе нет? И начал сначала. Так — десять лет. Все боюсь пропустить, и каждое утро первый заброс делаю в том месте, что обозначено на карте, потом плыву туда, «де остановился накануне, и обшариваю еще сколько-то… В обозначенном месте ее нет — я уже всех там знаю, некоторых раз по сто вытаскивал. А вот Кае моя гуляет где-то, не лежится ей на месте. Все думаю — может, вернется домой?
— Она была твоей женой?
Старик кивнул и, к удивлению моему, не сказал ничего.
— Зачем тебе вытаскивать из озера ее тело? Старик молчал. — Шест его работал совсем беззвучно; ялик оставлял за собою разве что мелкую рябь, лизавшую берег, точно язычок котенка.
— А ты уверен, что узнаешь ее, когда найдешь? Ведь столько лет прошло…
— Да… Да! — Старик снова кивнул — вначале медленно, затем решительно и быстро. — Думаешь, я ее уже вылавливал, смотрел в лицо и бросал обратно? Нет, не может быть. Как же мне мою Кае не признать? Ты спросил, отчего я хочу ее выловить… Одна причина — память о том, как бурая вода смыкается над нею; глаза ее закрыты…Понимаешь?
— Нет. О чем ты?
— Они замазывают веки цементом. Вроде бы для того, чтобы глаза всегда оставались закрытыми. Но, стоит воде соприкоснуться с этим цементом, глаза открываются. Поди объясни… И это я вспоминаю всякий раз, когда ложусь спать: бурая вода смыкается над ее лицом, и глаза Кае открываются, синие-синие… Каждую ночь просыпаюсь раз пять-шесть. И я хочу, чтобы, прежде чем самому лечь здесь, была у меня в памяти еще одна картинка: как лицо ее поднимается к поверхности, пусть даже это я сам ее выловил… Понимаешь?
Я вспомнил Теклу, струйку крови, сочащуюся из-под двери ее камеры, и кивнул.
— И еще одно. Была у нас с нею крохотная лавчонка — большей частью клуазоне, безделушки из перегородчатой эмали. Ее отец с братом их делали, а нам устроили лавку посредине Сигнальной улицы, рядом с аукционным залом. Дом и до сих пор стоит на месте, только в нем никто не живет. Я ходил к тестю в мастерскую, приносил домой ящики, открывал их и расставлял товар по полкам, а Кае назначала цену, торговала и наводила чистоту. И знаешь, сколько времени мы владели этой лавочкой?
Я покачал головой.
— Месяца с неделей не дотянули до четырех лет! Потом она умерла, Кае-то моя… Недолго все это продолжалось, однако ж это была самая большая часть моей жизни. Теперь у меня есть угол на чердаке, где поспать до утра. Один человек — я с ним познакомился давным-давно, хотя Кае к тому времени уже много лет, как умерла — пускает меня ночевать. И нет у меня ни одной эмалевой безделушки или тряпки или даже гвоздика из бывшей нашей лавочки. Хранил я одно время медальон и гребенку Кае, да все это пропало куда-то. Вот ты теперь скажи: как я могу знать, что все это был не сон, а?
Казалось, со стариком происходит то же самое, что и с теми людьми в хижине из желтого дерева, и я сказал:
— Не знаю. Быть может, все это и вправду только сон. Я думаю, ты слишком уж мучаешь себя.
Настроение старика резко переменилось — такое я раньше видел только среди малых детей. Он рассмеялся:
— Да, сьер, несмотря на твое облачение, спрятанное под накидкой, ты совсем не похож на палача! Мне в самом деле жаль, что не могу переправить тебя с твоей милкой на тот берег. Но там, дальше, должен быть еще один парень, его лодка побольше. Он частенько захаживает сюда и ведет со мной беседы — вот как ты. Скажи ему, что я просил перевезти вас.
Поблагодарив старика, я поспешил за Агией, которая к тому времени ушла совсем далеко. Она прихрамывала, и я вспомнил, сколько ей сегодня пришлось ходить с поврежденной ногой. Я хотел догнать ее и подать ей руку, но тут случилась одна из тех неурядиц, что в данный момент кажутся прямо-таки катастрофически унизительными, хотя впоследствии над ними разве что смеешься от души. С нее-то и начался один из самых странных инцидентов в моей, безусловно, странной карьере. Я пустился бегом и слишком круто свернул за поворот, оказавшись в опасной близости от внутреннего края тропинки.
Примятая осока упруго прогнулась под ногой, я поскользнулся и оказался в ледяной бурой воде. Мигом намокшая накидка потянула меня ко дну. На какое-то мгновение мной вновь овладел и по сию пору памятный ужас тонущего, однако я тут же рванулся вверх и поднял голову над водой. Привычки, выработавшиеся во время летних купаний в Гьолле, вспомнились сами собою: выплюнув воду изо рта и прочистив нос, я сделал глубокий вдох и откинул назад намокший капюшон.
Однако успокаиваться было рано: падая, я выпустил из рук «Терминус Эст», и утрата меча показалась мне куда ужаснее возможной смерти. Я нырнул, не озаботившись даже скинуть сапоги, и принялся прокладывать себе путь ко дну меж густых волокнистых стеблей камыша. Эти-то стебли, многократно увеличивавшие угрозу гибели, и выручили мой «Терминус Эст» — если б не они, меч неизбежно достиг бы дна и оказался похоронен в иле, хотя в ножнах его и оставалась толика воздуха. В восьми или десяти кубитах от поверхности рука моя, отчаянно шарившая вокруг, нащупала благословенную, знакомую ониксовую рукоять.
Но в тот же миг другая рука моя коснулась предмета совершенно иного свойства. То была рука человека, тут же ухватившаяся за мое запястье, причем движение это совпало во времени с обнаружением меча столь точно, будто именно ее хозяин, подобно высокой женщине в алом, возглавлявшей Пелерин, вернул мне мой «Терминус Эст». Я ощутил прилив безумной благодарности, но сразу же вслед за этим страх мой усилился десятикратно: рука, вцепившаяся в меня мертвой хваткой, тянула вниз.
Глава 23
Хипьдегрин
Собрав, вне всяких сомнений, последние силы, я сумел выбросить «Терминус Эст» на примятую осоку плавучей тропинки и ухватиться за ее скользкий край прежде, чем снова погрузиться в воду.
Кто-то схватил меня за руку и потянул вверх. Я поднял взгляд, ожидая увидеть Агию, но это оказалась другая женщина — заметно младше, со светло-русыми волосами, развевавшимися на ветру. Я хотел было поблагодарить ее, но изо рта вместо слов вылилась вода. Она потянула сильнее, и с ее помощью я сумел вползти на тропинку, но тут силы мои иссякли окончательно.
