Елена Асеева - Путь Святозара
Керк тихонько открыл дверь, и также тихо приблизившись к трону отца, встал позади. Правитель повернул голову, укоризненно глянул на сына, и продолжил слушать воеводу, который докладывал отцу об участившихся на юге набегах нагаков. Когда воевода закончил, отец помолчал, а потом, указав воеводе на скамью, сказал:
— Что, ж, Жировит, я думаю, что после празднования светлого праздника в честь рождения Бога Коляды, прийдется отправить, как ты и советуешь, посланников к нагакам, чтобы обуздать их по-пытки вредить Восурии, ну, а пока вы там будьте начеку.
Воевода Жировит низко поклонился правителю, и, отойдя к скамье сел. Отец повернул голову к Керку и строго спросил:
— Святозар, ты почему так поздно пришел? И, что у тебя с лицом?
Керк ощупал свое лицо и нашел на щеке незалеченный ожог, оставшийся от вчерашнего боя, он приблизил к отцу голову, и негромко ответил так, чтобы услышал лишь один правитель:
— Отец, прости, я проспал. А с лицом ничего страшного, это просто ожог.
— Ожог, — изумился отец, — И где же ты его успел получить.
— Да…, вчера, на гуляньях я с сыновьями Дубыни столкнулся с нечистыми духами — шуликунами. Ну, и у нас завязался бой.
Лицо правителя посветлело, он улыбнулся и спросил:
— И, кто же вышел победителем?
— Да, вроде никто, отец.
— Как так, никто? В побоище всегда бывает победивший и проигравший.
Керк потер висок рукой, задумался, и также негромко добавил:
— Я просто применил заговор, так как видел, что этот бой ни к чему не приведет, ведь духов силой не победить.
— А…, разумно, ты поступил Святозар, — все больше улыбаясь, сказал правитель, — Значит, поле битвы осталось за вами.
— Ну, — немного подумав, согласился Керк, — Поле битвы, так и есть осталось за нами, но надо отдать должное шуликунам, нам тоже крепко досталось.
— Тебе, а сыновьям Дубыни?
— И мне, и я думаю сыновьям Дубыни тоже, — вспоминая свои обгоревшие штаны, ответил Керк.
— Ты, все же ожог на лице заговори, Святозар, — добавил правитель, а когда Керк кивнул в знак со-гласия головой, обратился к писаке, который во время разговора, правителя с наследником, вытягивал шею и напрягал слух, чтобы хоть, что-то услышать. — Ну, что, Милонег, на сегодня у нас все?
Милонег принял исходное положение, приклонил голову и негромко пролепетал:
— Да, правитель, на сегодня у нас все.
И тогда правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднялся и торжественно вышел из тронного зала, сопровождаемый наследником, через парадный вход.
Оставшиеся дни до праздника в честь Бога Коляды, Керк провел на гуляньях. Отец освободил его от посещения тронного зала по утрам, сославшись на то, что в следующий раз наследник явиться на прием без руки или ноги, и своим видом до смерти перепугает вельмож, воевод и посланни-ков. Обрадованный Керк теперь смог отдохнуть на славу, возвращаясь во дворец лишь глубокой ночью, а потом хорошо высыпаясь.
Глава девятнадцатая
В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое студня праздновали рождение светлого Бога Ко-ляды. С самого утра беспокойные слуги носились по коридорам, готовясь к ночному пиру, кото-рый устраивал правитель для своей семьи, дружины и близких вельмож. В общей зале — гриднице были поставлены столы, которые образовывали неполный квадрат. Столы накрыли белой скатертью. Пол в гриднице устлали соломой, а по углам расставили небольшие необмолотые снопы ржи, рядом на небольших табуретах поставили мисы с кутьей — круто сваренной кашей из ячменной и пшеничной крупы, разбавленной медом. По поверьям в эту ночь, открывался проход между миром живых и миром мертвых, и умершие предки могли прилетать в Явь — белый свет, чтобы благословить своих потомков. Именно поэтому на столах обязательно было много поминальной пищи — хлеб, кутья, блины и овсяной кисель. А вокруг дворца готовились громадные костры, которые с заходом солнца разжигались, чтобы усопшие прилетая, могли обогреться около них.
Как только зашло солнце, Керк одетый в голубой ферязь — мужское долгополое платье с длинны-ми рукавами и без воротника, вошел в гридницу, там уже собрались дружинники отца вместе с супругами. Керк низко кланяясь знакомым, и малознакомым другам правителя прошел на свое место, которое находилось за центральным столом по правую руку от отца и сел. Следом в зал ворвался Тур, и ловко лавируя между дружинниками и их супругами, доскакал до своего места и опустился рядом с братом, а затем потер руки, о свой белый ферязь явно согревая их, и тихо сказал:
— Ну, и жарища, опять они перетопили, а на улице красота, снега столько навалило, мы с мальчишками весь день с горок в деревне катались, так не хотелось уходить, а Храбр приехал за Ратишей и давай его домой гнать, да и меня заметил…, фу…,- выдохнул Тур и расстегнул ферязь, — Да, как закричит…, а ты чего тут делаешь, дома отец тебя обыскался. Ну, я трухнул и дал деру домой, а верно Ратише достанется потому, что он за меня заступаться стал и говорить Храбру, что мне надо тоже повеселиться и поиграть, не век же мне мечом махать.
— Значит, ты с сыном Храбра, очень дружен? — заинтересованно спросил Керк, вспомнив свой не-давний разговор с Искреном.
— Ага, с ним и с сыновьями Дубыни Остромиром и Путиславом, они знаешь какие боевые ребята. Ух…,- довольно глянув на Керка, заметил Тур, — Мы, если на горке все вместе катаемся, к нам никто не подойдет, потому что хоть Ратиша и самый младший, но как надает, мало не покажется, и знаешь…
Но Керк так и не узнал, что хотел сказать брат так, как в гридницу уже входил правитель с прави-тельницей и не только Керк, но и все кто был в зале, поднялись, приветствовать их. Отец, как и Тур в белом ферязи, широко улыбаясь, шел сквозь строй поднявшихся, изредка останавливаясь и по свойски обнимая другов, да похлопывая их по спине. А следом за ним шла, словно плыла мать, молча и почти не улыбаясь, высоко она несла свою прекрасную голову, с туго плетеной косой, в длинном, без рукавов ярко-голубом сарафане, в который были вшиты тонкие нежно-зеленые рубашечные рукава и опаясанная золотым, с каменьями, пояском.
Проходя мимо сыновей, отец задержался возле Тура, шепнул тому, что-то на ухо и Керк увидел, как брат покрылся пунцовыми пятнами, а затем правитель подошел к наследнику, и, улыбнувшись ему, потрепал того по волосам. Мать прошла, мимо сыновей также молча, лишь кинула на Керка, как ему показалось какой-то тревожный взгляд и села по левую руку от правителя. И как только правители опустились, люди в зале пришли в движение, и, громыхая табуретами, да сиденьями со спинками расселись по своим местам.
