Ральф Шеппард - Зло Валузии
Громоподобный рев огромных труб-курнаев сотрясал чащобы Джирханской Черни, провозглашая начало Великой Охоты.
— Кху! Кху! Ура-aгх! — ревели дикими голосами раскосые загонщики из восточного племени сярбийцев, взмахивая трещотками и оглушительно щелкающими бичами из турьей кожи. Яростно лаяли псы, рвущиеся с поводков едва поспевавших за ними егерей. Пятнистыми тенями мелькали над пожухлой травой стремительные пардусы: их предусмотрительно спустили с поводков, ибо ни один смертный не мог бы угнаться за охотящимся гепардом.
Бесшумными белыми тенями пролетали над деревьями соколы и балабаны, резко пикируя вниз, чтобы вкогтиться в трепещущего зайца или детеныша косули. Люди, звери и птицы, объединенные единой волей, стремительно настигали охваченных паникой обитателей древней Джирханской Черни. И возглавлял зту безжалостную погоню за оленями, кабанами, волками, медведями и прочим зверьем — молодой правитель.
Таргитай скакал на своем горячем скакуне, позабыв обо всем на свете. Одна рука сжимала копье, другая — лук, готовый в любой момент натянуться и поразить бегущую живую мишень. Длинные черные волосы, заплетенные во множество кос, выбились из-под тиары и развевались на ветру, загорелое лицо раскраснелось — Таргитай напоминал Бога охоты, сошедшего на землю.
А из-за мощных стволов вековых елей на него смотрели горящие ненавистью и злобой глаза Заркума и Каххи...
***
— Люди! Кто-нибудь! Помогите! Стража!
Саидхан из Согарии метался по площади, как встрепанная птица, потерявшая птенцов, тщетно взывая о помощи. Увы, некому было внимать его призывам: люди, торопливо опуская глаза, обходили его и спешили убраться подальше — никого не интересовали чужие проблемы. Городской стражи, обязанной незамедлительно откликаться на призывы о помощи, как назло, не было и в помине. Вся она в зтот торжественный день присутствовала на охоте — ведь персона правителя нуждалась в охране и защите больше, чем все его подданные, вместе взятые. Может, так и суждено было бы Саидхану бегать по базару до полного изнеможения, но неожиданно купец ударился лбом о чью-то широченную грудь — как волна о гранитный утес. Он неминуемо упал бы, но сильная рука удержала его.
— Чего голосишь, старик?— спросил откуда-то сверху низкий, грубоватый голос.
Саидхан поднял глаза и увидел высоченного и здоровенного мужчину в кожаной куртке и меховых штанах. Короткие рукава куртки оставляли открытыми мощные, как корни векового дуба, руки, под загорелой кожей которых литыми ядрами перекатывались мускулы. На огромной груди, о которую едва не расшиб лоб Саидхан, легко мог улечься барс. По необъятным плечам здоровяка разметались буйные черные, как вороново крыло, волосы. Загорелое бесстрастное, будто высеченное в камне лицо оживляли ярко-синие глаза, пытливо разглядывавшие старика.
Синеглазый великан был не один. Рядом с ним стояла молодая изящная девушка, такая же синеглазая и черноволосая, облаченная, как и ее грозный спутник, в меховую одежду. За спинами у обоих торчали рукояти мечей.
Саидхан какое-то мгновение молча разглядывал внушительную пару, но голос синеглазого быстро вывел его из оцепенения:
— Ну, что молчишь? Разве не ты только что просил о помощи? Кто обидел тебя, старик?
Согариец, опомнившись, бухнулся в ноги черноволосому великану и завыл:
— О, само Вечное Небо направило стопы мои к вам, доблестные воители! Спасите моего товарища!
— Что же стряслось с твоим товарищем?— лицо великана мгновенно напряглось, глаза вспыхнули сапфировым огнем.
— Страшная беда приключилась с моим сотоварищем по торговле, Арганбеком as Кангхи. О, я предупреждал, но алчность ослепила его! Проклятая жадность губит людей... О, боги! О, Тенгри!
— Давай покороче!— грубовато оборвал его синеглазый.
— Его увел какой-то разбойник! Я видел — он приставил ему к спине нож и утащил с собой. Надо торопиться — иначе он убьет Арганбека!
— Показывай дорогу!— рявкнул синеглазый...
— Вот, сюда он его завел,— шепнул Саидхан, указывая великану и его спутнице полуразвалившийся домишко.
Оттуда не доносилось никаких звуков.
— Сейчас разберемся!— криво усмехнулся воин. Ударом ноги он вышиб еле державшуюся на петлях дверь и оказался внутри, сжимая в руке взятый наизготовку меч.
Девушка и Саидхан последовали за ним.
— Кром!— вырвалси возглас из уст синеглазого при виде застывшей скульптурной группы.— Вот это богатство! Это кто же оставил здесь такую роскошь|
Рука его потянулась к окаменевшему Каскару, продолжавшему сжимать в руке проклятый изумруд.
— Стой!— закричал Саидхан, бросившись наперерез.— Не вздумай прикасаться к ним! Разве ты не видишь, что это окаменевшие люди — Арганбек и его убийца. Проклятый камень зачаровал обоих! О, несчастный мой друг! И согариец зарыдал.
— Конан, тут явно что-то не так!— воскликнула девушка.
— Да, Бортэ, ты права, дело пахнет магией!— мрачно произнес киммериец.
Подождав, пока старик немного придет в себя, он спросил у него:
— Откуда у твоего покойного друга этот колдовской изумруд?
— Он-то и сгубил моего бедного товарища!— всхлипнул Саидхан.— Говорил я ему — остерегись, не заговаривай с проклятым уроженцем Мисра. Но жадность одолела его. И он продал этому желтоглазому псу шубу, а тот вознаградил его этим ужасным камнем.
— Уроженец Мисра? Что это за странами — полюбопытствовал Конан.
— О, это очень далеко отсюда, на юге, там, где течет великая Последняя Река и где люди поклоняются Змею.
— Стигиец, значит,— медленно произнес Конан. Смутное подозрение всколыхнулось в его душе.
— А как его зовут, ты случайно не знаешь?
— Как не знать,— оживился Саидхан.— Знаю! Этот пес Эрлика называл себя Джехути, да сожрут его змеи, которым он молится!
— Конан!— тревожно спросила Бортэ.— Почему ты так побледнел? Что с тобой?
— Все в порядке, Бортэ,— ответил киммериец, но в глазах его застыла тревога.
— Конан! Бортэ!— в ужасе переспросил Саидхан и начал медленно пятиться назад.— О, Тенгри! — прошептал он в ужасе.— Вызволи меня из лап этого нелюдя!
— Старый болван!— неожиданно взорвался Конан и, схватив бледного, как смерть, старика за плечи, как следует, встряхнул его.— Я такой же человек, как и ты! А вот этот Джехути — он-то и есть настоящий нелюдь! Он змей, подлый нааг! Понимаешь?
И оставив старика в недоумении, охваченный яростью киммериец, выбежал прочь из хижины.
— О, Кром!— раздался снаружи его зычный рык.— Кто бы мог подумать, что эта тварь выживет? Надо было тогда Таргитаю не спихивать его в реку, а разрезать на мелкие куски, сжечь их на костре, пепел схоронить в самой глубокой яме, засыпать ее булыжниками, да еще и кол осиновый воткнуть! Вот она, мальчишеская беспечность!
