Роберт Сильверберг - Хроники Маджипура
Когда тени стали удлиняться, Деккеретом начал наконец овладевать сон. Страшась повторного покушения на свою душу, он вступил в борьбу с ним: напрягал волю, стараясь держать глаза раскрытыми, вглядывался в постепенно темнеющую пустошь, прислушивался к жуткому гулу и бормотанию песен пустыни… Но все же его истощенных сил не хватило. Он погрузился в неглубокую беспокойную дремоту: время от времени в нее вторгались сны, которые — он сознавал это — не были посланы ни Повелительницей, ни какой-то иной внешней силой, а являлись просто беспорядочными порождениями его утомленного сознания, осколками беспрецедентного происшествия, перепутанными с беспризорными, невнятными образами. А затем кто-то легонько потряс его за плечо; судя по слабости прикосновения, это был вруун. Мысли Деккерета были туманными и медлительными. Он с трудом мог передвигаться. Губы растрескались; воспаленная кожа на спине горела. Спустилась ночь, и его спутники уже вовсю трудились, сворачивая лагерь. Серифэйн Рейнаулион предложил Деккерету кружку какого-то сладкого, густого сине-зеленого сока, и он выпил его одним глотком.
— Пойдемте, — сказал вруун, — пора ехать дальше.
10Облик пустыни снова изменился, и пейзаж стал более резким и грубым. Очевидно, здесь происходили большие землетрясения, причем не единожды, так как земля была изломана и исковеркана; мощные плиты скального основания пустыни под немыслимыми углами наваливались один на другой, а у подножий низких полуразрушенных утесов разлеглись обширные осыпи. Сквозь этот хаос и разруху вел один-единственный проходимый путь — широкое русло давным-давно пересохшей реки, чье песчаное ложе изящно извивалось между раскатившимися по земле отбитыми головами утесов. Большая луна находилась в полной фазе и заливала эту кошмарную картину ярким, почти дневным светом. После многочасового путешествия по этому однообразному ландшафту — каждый отрезок пути здесь был настолько похож на предыдущий, что казалось, будто парящая лодка стоит на месте, — Деккерет повернулся к Барджазиду:
— И сколько нам еще ехать до Гизин-Кора?
— Эта долина отделяет пустыню от зоны пастбищ, — Барджазид указал на юго-запад, где русло реки исчезало между двумя высокими скалистыми пиками, торчавшими над землей словно кинжалы. — За этим местом — оно называется Муннеракский перевал — климат становится совсем другим. Через дальнюю часть горного хребта по ночам с запада приходят морские туманы, и земля там зеленая и пригодная для выпаса скота. Завтра мы устроим лагерь на полпути к перевалу, а послезавтра пройдем через него. К вечеру Морского дня вы уже будете искать пристанище в Гизин-Коре.
— А вы? — поинтересовался Деккерет.
— У нас с сыном есть дела в других местах этого района. Мы возвратимся в Гизин-Кор за вами через… три дня? Или пять?
— Пяти дней мне должно хватить.
— Хорошо. А затем тронемся в обратный путь.
— Тем же самым маршрутом?
— А никакого другого нет, — сказал Барджазид. — Разве вам не объяснили в Толагае, что доступ в скотоводческие земли отрезан и осталась одна только эта дорога через пустыню? Но с какой стати вам бояться этого пути? Ведь сны не настолько ужасны — или я не прав? И если вы не станете впредь бродяжничать во сне, вам не будет угрожать никакая опасность.
Все это и впрямь звучало так, словно дело было проще простого. И Деккерет действительно чувствовал уверенность в том, что сможет благополучно завершить поездку; но вчерашнее сновидение было достаточно мучительным, и он без всякой радости ожидал того, что могло последовать дальше. Когда они стали лагерем на следующее утро, Деккерет никак не мог решиться отдаться сну. Целый час после того, как все легли, он заставлял себя бодрствовать, прислушиваясь к металлическому звону голых камней, трескавшихся от полуденного жара, но в конце концов сон неожиданно навалился на его сознание подобно густому черному облаку и одолел его.
И сразу же к нему пришло сновидение, которое, как он знал с самого начала, должно было оказаться самым ужасным из всех.
Сначала возникла боль — резкий приступ, жестокие схватки, а затем внутри черепа внезапно что-то взорвалось, озарив все мучительно ярким светом, так, что он зарычал и обхватил голову руками. Однако ужасающая судорога быстро прошла, и он почувствовал рядом с собой Голатор Ласгию. Она утешала его, она поглаживала его по груди, она баюкала его и что-то напевала ему, и наконец он успокоился, открыл глаза, сел, посмотрел вокруг и увидел, что находится не в пустыне и даже не в Сувраэле. Он и Голатор Ласгия были на какой-то прохладной лесной поляне среди гигантских деревьев с совершенно прямыми стволами, покрытыми желтой корой, возносивших свои кроны на умопомрачительную высоту. А рядом с ним, почти у ног, бурлил и ревел стремительный поток, стиснутый крутыми скальными лбами. За ручьем земля резко уходила вниз, открывая вид на отдаленную долину, а вдали возвышалась увенчанная снежной шапкой большая серая гора с зубчатыми, как пила, склонами, в которой Деккерет сразу же признал один из девяти пиков Граничий Кинтора.
— Нет, — сказал он, — я не хочу быть здесь.
Голатор Ласгия рассмеялась, и ее милый звонкий смех показался ему каким-то зловещим, подобным тем негромким звукам, которые пустыня издавала в сумерках.
— Но это сон, милый друг! Надо с благодарностью принимать все, что приходит в снах.
— Я буду сам управлять моими снами. Я не имею ни малейшего желания возвращаться к Граничьям Кинтора. Смотри, пейзаж меняется. Мы плывем по Зимру, приближаясь к большому изгибу реки. Видишь? Вон там, впереди, сверкает Ни-мойя.
И действительно, он видел огромный город, белый на зеленом фоне поросших лесом холмов. Но Голатор Ласгия покачала головой:
— Здесь нет никакого города, любовь моя. Здесь только северный лес. Чувствуешь ветер? Слышишь песню потока? Вот, встань на колени, возьми с земли пригоршню опавшей хвои. Ни-мойя далеко отсюда, а мы приехали сюда на охоту.
— Прошу тебя, давай останемся в Ни-мойе.
— В другой раз, — возразила Голатор Ласгия.
Он не смог возобладать в этом споре. Волшебные башни Ни-мойи дрогнули, стали прозрачными и растворились в воздухе, а перед ним остались только деревья с желтой корой, холодный ветер, лесные звуки. Деккерет задрожал. Он был пленником этого сновидения, и у него не было пути для спасения.
И потом появились пять охотников в грубых черных накидках, небрежно сделали приветственные жесты уважения и принялись показывать ему оружие: толстую унылого вида трубу энергомета, и короткий сверкающий кинжал, и клинки подлиннее, с резко расширяющимися, наподобие крючков, остриями. Он покачал головой, и тогда один из охотников подошел к нему почти вплотную и насмешливо усмехнулся, показав редкие зубы; из широкого рта несло запахом вяленой рыбы. Деккерет узнал лицо этой женщины-охотника и, охваченный стыдом, отвел взгляд, потому что именно она погибла возле Граничий Кинтора в тот день… казалось, это произошло тысячу тысяч лет назад. Если бы только ее здесь не было, думал он, этот сон можно было бы вытерпеть. Но то, что с ним происходило, было дьявольской пыткой, в которой его силой заставляли еще раз пройти через все случившееся.