Софья Ролдугина - Ключ от всех дверей
— Вы! — Авантюрин яростно обернулся к невозмутимому, словно кукла, Кириму. Прелестный контраст! — Не смейте приближаться к госпоже Лале! Каждый раз ваши слова причиняют ей боль!
Позвольте, а это уже не выглядит забавным. Так и до дипломатического скандала недалеко. Да и люди вокруг чуют нутром скандал, подбираются поближе, чтобы поглазеть вдоволь… Ну уж нет, сегодня я не на работе, развлекать никого не намерена.
— Мило, Мило, — ласково пожурила я ученика, перехватывая его руку и успокаивающе проводя ладонью по спине. — Ты ничего не понял. Мы с лордом Киримом просто беседовали о некоторых вещах, которые нас объединяют. Поверь, он вовсе не хотел обидеть меня, да и не так это просто…
Лицо Кирима-Шайю приняло обеспокоенное выражение.
— Я вновь обидел вас, леди? О, позвольте принести извинения!
— Не стоит, великодушный лорд, — воскликнула я, осторожно отодвигая Мило к себе за спину — пусть поостынет. — Довольно на сегодня извинений.
Глаза Авантюрина недобро сузились:
— За что вы уже извинялись перед моей госпожой?
Ох, ох, плохо дело, паленым пахнет! Не хотелось мне сегодня работать, да, видать, без Лале-шутовки не обойтись.
— А, господа! — с оглушительным воплем резко развернулась я к напрягающим слух придворным. — Вижу, помост пустует! Славно, славно! Мило, идем веселить публику — споем дамам и кавалерам песенку о наших масках! Прошу простить, о Кирим-Шайю, но я давно заглядываюсь на сцену. Надеюсь, мы еще поговорим с вами за чашечкой чай с «эликсиром откровения»! — подмигнула я лорду и потащила взъерошенного от злости и немного растерянного ученика к помосту.
— Заходите в любой день… и любую ночь, — поклонился Кирим-Шайю, и выглядело это любезно, насмешливо и завлекающе в то же время. — Буду ждать… с нетерпением.
Мило дернулся. Я лишь сильнее сжала его руку и почти перешла на бег, благо господа придворные предусмотрительно расступились в стороны.
Опомнилась я, лишь оказавшись на сцене.
— Мило, у тебя есть песенка? — ученик ойкнул и незаметно качнул головой. — И у меня нет. Ладно, я начну — а ты подхватывай! Господа! — уже в полный голос обратилась я к толпящимся у помоста аристократам. — Как кажется вам, что за маска у меня?
— Кошка?
— Белка?
— Мышка?
— Лиса?
— В точку! — радостно воскликнула я, отчаянно импровизируя. — Вы невероятно догадливы, Тарло, можете выпить за мое здоровье! Впрочем, нет, лучше сладкого возьмите, — я подмигнула художнику, получив в ответ язвительную улыбку. — А вы, леди Силле Оникс, возьмите-ка свое пенсне — у какой мышки вы увидите такой роскошный пушистый хвост? Впрочем, не это главное достоинство лисы, а…
— Изворотливость!
— Коварство!
— Хитрость!
— И снова — верно, господа! Вижу, на этот раз вы во мнениях сошлись. Впрочем, это была присказка, а что до сказки… Слушайте же песенку о лисице и охотнике! — и проникновенно заголосила:
— Ах, все на свете знают, что беда
Красавицею рыжей уродиться!
Ах, если б смыть могла озерная вода
Клеймо мое несчастное — лисица…
О, каждый норовит на воротник
Мой хвост чудесный приколоть навеки,
И алчности отравленный родник
Питает кровожадность в человеке.
Но в чем моя вина? Ужели в том,
Что навещаю, мол, в ночи загоны с птицей?
Все врут! А, что? Где видите перо?
Ох, угораздило ж меня забыть умыться…
Везде злодеи! Лес опасен и река,
В полях так вовсе прячутся их сотни…
Но нет лисе ужаснее врага,
Чем опытный, безжалостный охотник! -
— патетически воскликнула я, заламывая руки, и быстро глянула на Мило. К счастью, ученик уже позабыл о ссоре с лордом Осени и полностью отдался представлению. Торжественно он выступил вперед, трагично прикрыл ладонью глаза, прижимая другой рукой шляпу к груди, и запел с тоской:
— Будь проклят час тот несчастливый,
Когда заказ я принял на поимку
Курятник обокравшего под ивой
Загадочного вора-невидимки.
Все помню… Ночь, засаду и ловушки,
И злое квох-квохтанье петуха,
Ревнующего курочек-несушек
К охотничьим высоким сапогам…
Я чуть не покатилась со смеху, вслушиваясь в чушь, которую с совершенно несчастным видом нес Мило. С чего бы это петуху ревновать кур к сапогам? Или, как говорится, рифма требует?
— И помню, как луна светила тускло,
И помню, как поникли все цветы…
И помню, как скрываясь так искусно
Из леса прокралась в курятник ты!
О, я не смог сгубить очарованье
И совершенство рыжее твое!
И быть охотником — жестокое страданье,
Коль сердце от любви к тебе поет…
Но я не сдамся! Я недаром — лучший!
Я выслежу тебя и полоню,
И если не желаешь меня слушать…
Перед тобою голову склоню:
Пусть будет мне свидетелем звезда -
С отказом не сумею я смириться…
Ах, умоляю, ты ответь мне «Да!»…
О, горе мне… Влюбился я в лисицу!
Чем дольше я слушала, тем больше смущалась невесть от чего. Мило пел с такой страстью и отчаянием, что дрожь пробирала. Придворные дамы тоже не оставались равнодушными, краснея и бледнея. И это внимание к ученику заставило меня почувствовать себя… уязвленной. Накатила странная злость — захотелось испортить песенку Авантюрина, заставить его страдать по-настоящему, а не картинно, на потеху дворцовым вертихвосткам. Я тряхнула головой, рассыпая шпильки, и решительно вклинилась в выступление:
— Лиса с охотником? Звучит ужасно дико!
Ах, сударь, бросьте этот странный бред!
Свидетельствуй, поляна с земляникой:
Ведь я отвечу, без сомнений, только…
Мило побледнел, прикусив губу. Я осеклась, не в силах допеть последнее слово. Мы молчали и смотрели друг на друга, не зная, куда деться. И вдруг раздался ужасный скрежет. Я задрала голову и нелепо застыла, глядя, как раскачивается над моей головою большая люстра на полсотни свечей, как лопается толстая цепь, как тяжелая конструкция накреняется — и срывается вниз…
— Нет! — крикнул Мило, кидаясь вперед и отпихивая меня с помоста.
От удара из легких воздух вышибло. А через мгновение люстра врезалась в сцену, и брызнули в разные стороны щепки, осыпая градом прикрывающего меня собою ученика — все под оглушительный визг перепуганных дам.
— Госпожа, вы целы? — встревожено спросил Авантюрин, убирая с моего лица выбившуюся из косы прядку.
