Анджей Сапковский - Последнее желание
Эльфка наклонилась над Геральтом. У нее были длинные ресницы, неестественно бледная кожа, обветренные, потрескавшиеся губы. Она носила ожерелье из фигурных кусочков золотистой бронзы, нанизанных на ремешок, несколько раз обернутый вокруг шеи.
— Ну-ка скажи что-нибудь, человекообразное, — прошипела она. — Посмотрим, куда годится твоя привыкшая лаять глотка.
— Тебе что, повод нужен, — ведьмак с усилием перевернулся на спину, выплюнул песок, — чтобы ударить связанного? А так, без предлога, не можешь? Я же видел, тебе это доставляет удовольствие. Ну, успокой душеньку.
Эльфка выпрямилась.
— На тебе я уже душу успокоила, когда у тебя были свободные руки, — сказала она. — Это я прошлась по тебе конем и дала по морде. Знай, что именно я прикончу тебя, когда придет время.
Он не ответил.
— Охотнее всего я б ткнула тебя кинжалом сейчас, глядя в глаза, — продолжала эльфка. — Но от тебя жутко несет, человек. Я прикончу тебя из лука.
— Воля твоя, — пожал плечами ведьмак, насколько это позволяли путы. — Как хочешь, благородная Aen Seidhe. В связанного и неподвижного ты должна бы попасть. Не промахнуться.
Эльфка встала над ним, расставив ноги, и наклонилась, сверкнув зубами.
— Должна, — прошипела она. — И попаду, куда хочу. Но будь уверен, от первой стрелы ты не подохнешь. И от второй тоже. Постараюсь сделать так, чтобы ты чувствовал, что умираешь.
— Не подходи так близко, — поморщился он, изображая отвращение. — От тебя зверски несет, Aen Seidhe.
Эльфка отскочила, качнулась и с размаху пнула его в бедро. Геральт скорчился и сжался, видя, куда она собирается пнуть теперь. Это ему удалось, он получил по ноге, да так, что лязгнули зубы. Стоящий рядом высокий эльф аккомпанировал ударам резкими аккордами на струнах лютни.
— Оставь его, Торувьель, — заблеял дьявол. — Спятила? Галарр, вели ей прекратить!
— Thaess! — взвизгнула Торувьель и пнула ведьмака еще раз. Высокий сеидхе сильно рванул струны, одна с протяжным стоном лопнула.
— Достаточно! Довольно, о боги! — нервно крикнул Лютик, дергаясь в путах. — Зачем ты издеваешься над ним, глупая девка! Оставьте нас в покое! А ты перестань терзать лютню, слышишь?
Торувьель повернулась к нему со злой гримасой на потрескавшихся губах.
— Музыкант! — проворчала она. — Гляньте-ка, человек, а музыкант! Лютнист! Надо же!
Она молча выхватила инструмент из рук высокого эльфа и, с размаху разбив о ствол сосны, бросила опутанные струнами остатки Лютику на грудь.
— На коровьем роге тебе играть, дикарь, не на лютне!
Поэт смертельно побледнел, губы у него задрожали. Геральт, чувствуя вздымающуюся где-то внутри холодную ярость, притянул взглядом черные глаза Торувьели.
— Что пялишься? — прошипела эльфка, наклоняясь. — Грязное человекообразное! Хочешь, чтобы я выколола твои гадючьи зенки?
Ожерелье нависло над ним. Ведьмак напрягся, резко приподнялся, схватил ожерелье зубами и сильно рванул, подогнув ноги и выворачиваясь на бок. Торувьель, потеряв равновесие, свалилась на него. Геральт метался в узах, как выброшенная на берег рыба. Он прижал собою эльфку, откинул голову так, что хрустнуло в шейных позвонках, и изо всей силы ударил ее лбом в лицо. Торувьель взвыла, захлебнулась воздухом.
Его грубо стащили с нее, волоча за одежду и волосы. Подняли, кто-то ударил, он почувствовал, как перстни рвут кожу на скуле, в глазах заплясал и поплыл лес. Он увидел, как Торувьель поднимается на колени, увидел кровь, текущую у нее из носа и рта. Эльфка выхватила из ножен кинжал, сгорбилась, но вдруг разрыдалась, скуксилась, схватилась за лицо и опустила голову в колени.
Высокий эльф в украшенной пестрыми перьями куртке взял у нее из руки кинжал и подошел к удерживаемому другими ведьмаку. Усмехнулся, поднимая клинок. Геральт видел его сквозь красный туман, кровь, сочившаяся из разбитого о зубы Торувьель лба, заливала ему глаза.
— Нет! — заблеял Торкве, подскакивая к эльфу и повисая у него на руке. — Не убивай! Нет!
— Voe’rle, Vanadain, — раздался вдруг звучный голос. — Quess aen? Caelm, evellienn! Galarr!
Геральт повернул голову, насколько это позволяла вцепившаяся ему в волосы пятерня.
На полянку выехал снежно-белый, длинногривый конь. Грива, мягкая даже на вид, казалась шелковистой, как женские волосы. Шевелюра сидящего в богатом седле наездника была того же цвета. Волосы были перехвачены на лбу повязкой, усеянной изумрудами.
Торкве, побебекивая, подскочил к лошади, ухватил ее за стремя и засыпал белоголового эльфа потоком слов. Сеидхе, прервав его властным жестом, спрыгнул с седла. Приблизился к Торувьели, осторожно отнял от ее лица окровавленный платок. Торувьель душераздирающе охнула. Сеидхе покрутил головой, повернулся к ведьмаку, подошел ближе. Его черные пылающие глаза, горевшие на бледном лице словно звезды, были обведены синими кругами, будто он несколько ночей кряду не знал сна.
— Кусаешься даже связанный, — сказал он без акцента, тихо, на общем языке. — Как василиск. Я сделаю отсюда выводы.
— Торувьель сама начала, — забебекал дьявол. — Она пнула его, связанного, словно сумасшедшая…
Эльф жестом велел ему замолчать. По его краткому приказу другие сеидхе перетащили ведьмака к сосне и привязали ремнями к стволу. Потом все присели рядом с лежащей Торувьелью, заслонив ее. Геральт слышал, как она вдруг вскрикнула, дергаясь в их руках.
— Я этого не хотел, — сказал дьявол, все еще стоявший рядом с ними. — Не хотел, человек. Я не знал, что они появятся именно тогда, когда мы… Когда тебя оглушили, а твоего друга связали веревкой, я просил, чтобы вас оставили там, в хмеле. Но…
— Они не могли оставить свидетелей, — проворчал ведьмак.
— Может, нас не убьют? — простонал Лютик. — Может, нас не…
Торкве молчал, шмыгая мягким носом.
— Черт побери, ох, прости, — снова застонал поэт. — Убьют? В чем дело, Геральт? Свидетелями чего мы были?
— Наш козлорогий друг выполняет в Долине Цветов особую миссию. Верно, Торкве? По заданию эльфов он крадет семена, саженцы, рассаду, выуживает сельскохозяйственные знания… Что еще, чертушка?
— Что удастся, — бебекнул Торкве. — Все, что они потребуют. А ты скажи мне, чего они не требуют? Они голодают в горах, особенно зимой. А о земледелии понятия не имеют. Пока-то они приручат животных или птицу, пока-то что-нибудь вырастят на своих делянках… У них нет на это времени, человек.
— Плевал я на их время. Что я им сделал? Лично я? — простонал Лютик. — Что плохого сделал им я?
— Подумай хорошенько, — сказал беззвучно подошедший белоголовый эльф, — и, может быть, сам себе ответишь.
