Сергей Мельник - Попаданец
- Известно, герцогиня, известно. - Я медленно вышел в центр зала, уперев свой взгляд в Олафа, он ответил мне кивком как бы подбадривая. - В убийстве графской семьи де Мирт, виновны вы урожденная графиня Лея де Мирт!
Меня не прерывали, в зале царила полная тишина, история получилась, долгой и началась порядка тридцати лет назад. Во времена, когда покойный отец графа де Мирт, умер, оставив наследником юного сына Паскаля и не менее юную графиню Лею, во главе своих земель. Новому графу де Мирт исполнилось шестнадцать, а графиня Лея имела в активе всего тринадцать лет жизни.
Новая жизнь требовала решений, в отличие от скромного и стеснительного Паскаля папа жил, что называется на полную катушку, не отказывая себе ни в чем, с легкостью растрачивая казну семейства, швыряясь долговыми расписками как pardon, туалетной бумагой. Все это со временем наросло снежным комом, грозя смести лавиной весь род де Миртов. На кону стояла не просто честь фамилии, на кону стоял титул и положение в обществе. Надо отдать должное шестнадцатилетнему мальчику, которым в то время был де Мирт, он благодаря своему уму, либо же банальной удаче и помощи толковых администраторов, смог не только восстановить графство, поднимая его с колен, но и вернуть былое величие роду, преумножив его благосостояние. Решения им принимались отчаянные, радикальные, он выжимал и выкручивал с людей и земли все соки, он пережил восстание трех баронов в открытую войной пошедших на него. Было тяжело и хлопотно, были в его правлении моменты разные, и одним из таких моментов стало то, что он отдал свою сестру замуж за герцога де Тида. Фигуру неодиозную, могущественную и что главное способную взять протекторат над графством, одним своим именем нависнув мощным щитом и мечом воздаяния над всеми недоброжелателями де Миртов.
Это было удачей и началом сегодняшнего печального окончания. Прекрасное решение для юного Паскаля, удачное вложение для герцога, политически верный ход для всей земли графства Мирт и пяти баронств, но вот ведь не задача, забыли кое-что. Забыли спросить маленькую хрупкую тринадцатилетнюю девочку, ну да с кем не бывает? Сколько их тут таких девочек расходниками между семьями ходят? Сотни, может тысячи? Кто ж считает, дело то житейское, мало ли чего там у нее в голове бродит, отец или брат сказали, значит, подняла свой зад и галопом поскакала куда велят, да чтоб с улыбкой на лице, а то мало ли не понравишься мужу сошлет куда на выселки, или в башне какой, запрет до скончания дней.
Не простила, не забыла, ни дня и ни минуты графиня, а теперь герцогиня де Тид, не смогла списать со счета, который она предъявила свому брату. Старый повар Ворт, прекрасно помнил все, что случилось, слезы и крики, то, как Паскаль бил ее, таща за волосы в карету, направляющуюся к де Тиду. Не разу, за без малого тридцать лет, Лея не приезжала больше сюда, она не возвращалась в отчий дом. Не было больше у нее дома, ни письма не строчки, она больше не разговаривала с братом и не видела его, пока не случилось то, что случилось.
- Надеюсь, я пока точен герцогиня? - В зале висела гробовая тишина, сама Лея де Тид была бледна как мел. - Дальше просто слухи расходятся.
Я демонстративно погладил трость в своей руке, как бы предлагая ей задуматься о моих дальнейших словах, ее судьба в ее руках, она может вину повернуть, она может вину развернуть, но...
- Слухи, сплетни. - Ее слова пудовыми камнями падали в тишине. - Правды хотите? Вот вам, правда, герцог де Тид и мой братик, мерзавцы и каждый из них заплатил за мою душу большую цену! Де Тид чудовище! Эта тварь достойна легенд, каждый день, каждый час в его замке, это целая повесть о боли и ненависти, я родила от него двух сыновей, двух таких же выродков, как и он, тварей не достойных жизни, и моей любви! Впрочем, эти паскудники мне всегда отвечали взаимностью!
- Но не дочь... - Я устало опустил голову, по лицу женщины ручьем бежали слезы. - Она ведь другая, она не де Тид и, это ваша месть герцогу, стала ему известна.
Тогда-то и зародился план герцогини, ей было плевать на свои чувства, на свою растоптанную гордость и жизнь, все, что у нее было, все, что ей было даровано небом это ее дочка, нежеланный ребенок от незаконной связи, ее глупость и месть герцогу, своему мужу. Деметре де Тид грозила смерть, за себя она не переживала. Вот и родился план, отплатить брату красной монетой, поставить во главе рода Миртов свою дочь, лишь в этом случае герцог не тронул бы ее, сама Лея была не жильцом, ей на все про все давалось не больше трех месяцев и за этим, должно было проследить гнездо.
Зал молчал, замолчал, наконец, и я, в этой тишине лишь Олаф позволил себе встать и в сопровождении стражи вывести герцогиню из зала с дочерью. Гости собравшиеся на похороны расходились по покоям, я устало ушел к себе. Было гаденько на душе, как-то тоскливо, я ничего уже не мог сделать для этой женщины, она сделала уже сама практически все что хотела, по локоть, испачкавшись в крови. Глупо? Не знаю, месть такая штука, которую невозможно проглотить не поморщившись. А тут от послевкусия можно до конца жизни ходить с перекошенным лицом, нет, подобное блюдо невозможно проглотить и забыть.
Не знаю, как вам, но мне тяжело судить было в этой ситуации, с одной стороны нет никаких сомнений, виновна и точка, а с другой, как не понять, и не стал бы я на ее месте страшней в своей жестокости? Не знаю. Сейчас лежа на кровати и рассматривая потолок, все кажется глупым, каким-то мелочным и грязным, а вот проживи тридцать лет вот так в неволе, день в день час в час, минуту в минуту ненавидя всем сердцем себя за свое бессилие и окружающих за их правоту.
Меня аж в дрожь бросало от ее слов: "...я родила от него двух сыновей, двух таких же выродков, как и он, тварей не достойных жизни...". Что творилось в ее душе? Как могла мать сказать подобное о своих детях? Сколько боли внутри, сколько обиды, какой же непомерно тяжелый груз ей приходилось таскать на своих плечах. Но и оправдать ее нельзя, никак, совсем. Или? К черту, нужно выбросить все прочь из головы, и поспать, хоть немного, хоть чуть-чуть.
Заснуть удалось лишь с рассветом на пару часов, плохой сон больше выматывающий, чем дающий отдых, а новый день нес новые заботы. Дворец, да уже наверно и весь город наводнили слухи, лавиной распространяясь и приукрашивая домыслами и без того запутанные события. Было дикое желание, наплевав на все, укатить в свой Лисий, и утонуть в заботах и работе, но дел пока и здесь хватало. Два дня ушло только на похороны. Потом был суд, на который явился управляющий от де Тидов, с каменным лицом предоставивший грамоты, по которым герцогиня уже больше года как не герцогиня, славный род де Тидов знать не знал где она и кто она. Впрочем, кто-то ожидал другого? Не я. Во всей этой ситуации искренне жаль было только детей. Бледного как привидение Германа, ходящего, словно потерянный по своему дому, и Деметру девочку в мгновение потерявшую себя. С ней было не просто, замыслов матери она не знала, вины на ней не было, и меж тем назад ей дороги тоже нет, так как де Тид однозначно не примет как уже стало известно не свою дочь. Скорей всего ее убьют люди Тидов, она позор для его семьи. Кто она теперь? Да никто, и поступили с ней соответственно. Ее просто вышвырнули на улицу, да вот так банально и просто, без денег, без одежды, вывели за ворота дворца на улицу. А кто б ее стал держать и заботится? Она теперь никто, титула у нее нет, обычная крестьянка, замуж ее не выдашь, дивидендов никаких, лишь неприятности можно заработать, когда герцог вышлет за ее головой убийц. Дураков связываться с герцогом не было. Ну, почти. Про меня не забывайте. Рыдающую девчонку, брошенную в одной из городских подворотней, подобрали мои люди, разместив на съемном подворье. Зачем? Потому что меня об этом попросила ее мать. На третий день ее повесили на воротах дворца, просто и незатейливо накинули петлю на шею и столкнули со стены, хрупкое тело женщины гулко стукнуло в створку, она не мучалась, лишь перед казнью успев шепнуть мне: "Прошу не дай ей пропасть". Что я мог ей ответить? Просто кивнул. Просто... А дальше начался цирк, многочисленная родня начала свалку и склоки по поводу регентства над Германом. Какие-то дядечки, какие-то братья, кто-то где-то, кто-то как-то, и все вперед паровоза, все с апломбом и гонором дружной стаей стервятников принялись делить еще не охладевшее тело графства. Еще бы, жирный кусочек, что далеко ходить в памяти еще живо стоит мой дорогой дядя Турп, галопом прискакавший из столицы в заштатное баронство, а тут на кону в пять раз больше.
