Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата

— Я?

— Больше некому. В Белогорье они чужие, вейриэнам не подчиняются, служили только Рагару. А в империи все они признаны изменниками и объявлены вне закона, как и мой младший брат.

Я вопросительно выгнула бровь: в хрониках упоминались трое младших братьев кронпринца Игинира, но при чем тут они? И потом, как ни далека я была от политической жизни, но знала, что все трое до последнего времени пользовались императорскими милостями.

— И кто же из ваших братьев попал в опалу?

— Рагар, и уже давно.

Судя по невозмутимым лицам вейриэнов, они были в курсе истинного статуса своего любимого мастера, а вот я с минуту таращилась на страшно довольного произведенным эффектом Рамасху.

— Такого имени нет в хрониках! — выпалила я.

Он засмеялся.

— Его настоящее имя было другим. И потом, бастарды редко попадают в хроники. Особенно такие, как мой любимый братишка. Рагар потом меня убьет за раскрытие тайны, но сам виноват, нечего было умирать, — улыбка Рамасхи снова стала грустной. — Отец вычеркнул его имя из книги рода после его бегства, но оно там было, а уже одно это многое значит в нашей традиции. Отец признал его. Мать Рагара — из семьи вейриэнов, воительница Найла. Она была телохранительницей моей матери, но лишь после смерти императрицы согласилась ответить на любовь императора, а потом ушла. Говорят, отец на коленях перед ней стоял, чтобы не уходила. Трудно представить. Надо знать это ледяное самовлюбленное совершенство: чтобы он опустился перед кем-то, да еще на колени! Найлу и это не впечатлило. В отместку он объявил войну Белогорью. Тоже непредставимо. Ни до, ни после этот расчетливый скот не был способен на безумства.

Удивительная сыновья любовь, хмыкнула я про себя.

— Так это же было всего полсотни лет назад! И не война, а стычка на границе.

— Ничего себе стычка! — с неподдельным возмущением воскликнул принц Игинир. — Тысячи погибших. Его возлюбленная вейриэнна дралась за Белые горы и умерла от ран. Отец, узнав о ее смерти… Это был кошмар. Мы боялись за его рассудок уже всерьез. Тогда я понял: великие тоже способны на чувства, особенно когда давят их в себе сотни лет и вдруг их прорывает, да еще как! Найла была его лебединой песней.

— Но она же возродилась?

— Предпочла уйти полностью в страну духов. Умная женщина. Может быть, она и возродится после смерти императора, а пока предпочитает не давать повода для новой, как ты говоришь, стычки. Вейриэны отдали императору ее младенца, и Рагар спас всех нас своим появлением. Отец его боготворил, признал законным сыном. А неблагодарный мальчишка, когда подрос и узнал, кто его мать, бежал, — Рамасха усмехнулся воспоминаниям, но глаза оставались грустными. — Вместе с охраной бежал, паршивец! Принес клятву верности Белогорью и стал вейриэном. И отец так же яро, как любил, возненавидел его. Вот, собственно, и все.

Я задумалась над услышанным.

— Очень романтично. Но если Рагар был любимым сыном, то ты…

Он вскинул голову — по волосам метнулись дивные сполохи, пронзительно глянул в глаза.

— Наконец-то ты сказала мне «ты», Лэйрин!

— Не только это, — смутилась я.

И принц отвел глаза.

— Романтично, говоришь? — усмехнулся он. — Кроме Рагара, который никогда не стал бы кронпринцем, у императора не было любимых сыновей. Старших моих братьев отец убил, когда они заматерели и начали задумываться о том, что с нашим долгожительством ждать короны им придется слишком долго. Мою мать тоже он убил, она мешала ему добиться любви Найлы. Вейриэнна, по счастью, не знала об этом, но я знал. Видел. Мне было пять лет, когда это случилось. Отец испытывает передо мной легкое чувство вины, но ненавидит сильнее, чем Рагара. У нас в империи романтика не выживает, Лэйрин.

Я прикусила губу. Вот какие вы, северные… И еще кто-то тут считал Роберта злодеем?

— Какому же чудовищу отдают Виолетту!

— Обычному, — дернул он плечом. — За триста лет и не таким станешь. Я буду оберегать мою новую мачеху, клянусь. Пока я жив, с нее волос не упадет.

— Пока… Но ты теперь — следующий в очереди из сыновей!

Северянин ослепительно улыбнулся:

— Мне приятно, что ты беспокоишься о моей жизни, но меня он не тронет. Отец очень трепетно относится к моему здоровью. Все просто, Лэйрин. Если со мной что-нибудь случится, то Найла узнает, кто убил мою мать, а ее госпожу и подругу. Но главное — я ему полезен, как никто другой.

Это я могла понять: внешней политикой империи как раз и занимался кронпринц Игинир.

Снежная туча, залепившая окно снаружи, выдвинула из-под маскировочного крыла любопытный драконий нос и деликатно прокашлялась:

— Кха-кхм… ваши драгоценные высочества… простите за дерзкое вмешательство, но солнце уже коснулось горизонта, а мы тут, никому не нужные изгнанники, потерявшие нашего господина и к позору нашему оставшиеся в живых, покорнейше ждем решения нашей горемычной судьбы.

И глазки такие умильные, и тон, как у распоследнего пройдохи… И Рамасха туда же:

— Они обузой не будут, Лэйрин. Как ученица Рагара, ты имеешь право на то, чтобы слуги наставника служили и тебе.

— Может быть, Рагар еще жив!

Северянин опустил веки, качнув головой. Эльдер душераздирающе вздохнул, а с подоконника закапал слезливый ручеек. Еще растает, бедолага.

— Я, конечно, возьму под покровительство всех… — поспешила я согласиться. Кто ж от таких подарочков откажется? — А сколько вас, изгнанник?

— Двести восемьдесят шесть. Из них девяносто восемь имеют легкие ранения и стоят лагерем в лесу, пятьдесят семь, с тяжелыми ранениями, сейчас в тайном лазарете у его высочества принца Игинира, а сотня была оставлена нашим господином в Белогорье и ждет приказа, — на одном радостном вздохе выпалил Эльдер. И в комнате мгновенно посветлело — ласх взвился в небо, возликовав: — Оставшиеся принесут присягу немедленно!

— Двести вос… Сколько?! — я слишком поздно осознала, во что меня втянули. — Это же целая армия магов!

— То, что от нее осталось за эти годы, — уточнил Рамасха. — Причем элитная гвардия. А было полтысячи — император серьезно отнесся к безопасности любимого сына. Потому и не смог потом ни догнать, ни вернуть — с такой-то защитой.

Только от темных они защитить не сумели… Второй раз не сумели, если вспомнить рассказ Роберта о пленении Рагара сразу после моего рождения. Да и кто сумел бы, если целые страны гибли в мгновение ока с приходом Темной страны?

Что-то встрепенулось во мне, как волна прошла — глухая, темная, потянувшая душу на дно раскрывающейся бездны. Зов. Я слышала беззвучный зов, как тогда, во время безумного танца схватки со своими же друзьями — ласхами и вейриэнами. Я вцепилась в подлокотники, как будто это могло удержать от… от чего?

Рамасха рванулся ко мне:

— Лэйрин!

От толчка шахматный столик опрокинулся. Фигурки рассыпались. Черная королева подкатилась к моим ногам. И почему-то показалось страшно важным, чтобы сапог принца не раздавил ее. Оттолкнув Рамасху, я опустилась на колени, чтобы поднять.

Пальцы свело судорогой, да и все тело охватило мучительным жаром: схлестнулись две волны — огня и мрака, — опять свиваясь в смерч. Не хочу. Не хочу!

Рамасха поднял, обхватил меня, плотно прижав к себе.

— Тише, принцесса… Потерпи, сейчас пройдет.

Вейриэны уже были рядом, а в окна, окрашенные закатным светом, врывались ледяные ветра, затмив последний солнечный свет.

Слишком много холода. Слишком темно…

И мёртво…

Во тьме распахнулись две изумрудные звезды, озарив живым теплым светом. Тьма попятилась, удивилась: «Лаэнриэль?» И схлынула. Освободившееся пламя торжествующе взревело.

Принц едва успел отскочить, зашипел, как кот, подпаливший усы. Его одежда задымилась. А вот моя, как ни странно, уцелела на этот раз. Да и рассудок. Кажется.

Но колени подогнулись, и я рухнула в кресло. Спасенная черная королева оказалась зажатой в кулаке с такой силой, что лопнула кожа и сочилась кровь. Не огненная, не черная, а самая обычная, но очень горячая кровь — от капель тоже поднимался легкий дымок. Матушка моя. То, что ты со мной делала, — еще не самое страшное, оказывается…