Песнь войны (СИ) - Карпов Илья Витальевич
— Лучше молчи, не трать силы понапрасну. Ожоги подзаживут, тогда и поговорим.
Девушку каждый раз пробирала дрожь, когда она снимала пожелтевшие повязки с плеча и груди молодого рыцаря. А когда приходила очередь его некогда красивого лица, ей и вовсе приходилось сдерживать слёзы. Хоть пузыри от ожогов уже лопнули, и побуревшая корка начала сходить, уступая место бугристой красно-розовой коже без единого волоска, Рия понимала, что прежним оно уже никогда не станет.
Наверное, заживать ожогам Эрниваля и в самом деле помогали боги, потому как вскоре он уже мог вставать и на привале даже просил разрешить ему пройтись. Гальн лишь удивлённо разводил руками, говоря, что видит такое впервые и что, судя по всему, сам бог врачевания Лепан осенил юношу своей милостью.
Когда Рия проснулась прямо на куче бинтов, где задремала от усталости, уже стемнело. Обоз встал на привал, и девушка узнала, что завтра они доберутся до предместий Энгатара. Наконец, у неё появилась возможность просто отдохнуть. Рия направилась к повозке с сеном в надежде полежать на мягком и посмотреть на звёзды и с удивлением встретила там Эрниваля.
— Рия, — юноша улыбнулся здоровой частью лица и от этого зрелища по спине девушки пробежали мурашки, — рад тебя видеть. Признаться, когда в той мясорубке на нас пошёл вековой лес, я уже и не надеялся вновь увидеть звёздное небо. Лязг, треск дерева, крики, ржание коней, а потом — огонь… Нестерпимый жар и боль. Тогда у меня промелькнула мысль, что я погиб и угодил в Ад. Но потом я очнулся, открыл глаза и увидел тебя. Говорят, нас накрыло пламенем от своих же. Магам отдали приказ.
— Не магам, — Рия осеклась. — Там был лишь один. Игнат.
Эрниваль изменился в лице.
— Так значит… — он провёл по обожжённой части лица ладонью. — Это сделал Игнат?
Рия лишь молча кивнула.
— В таком случае, он спас меня и остальных, кому удалось выжить после ожогов.
Девушка изумлённо открыла рот, не веря своим ушам.
— Там было страшно, Рия. Я видел, как эти твари, эти… Деревья… Разорвали лошадь напополам, — Эрниваль замолчал и взглянул на бесконечную россыпь звёзд на ночном небе. Печально вздохнув, он продолжил: — Знаешь, по пути в Лейдеран вместе со Святым воинством я познакомился с одним парнем. Его звали Дин, сын бондаря с улицы мастеров, до войны был подмастерьем у своего отца. Лошади ему не досталось, и он переживал, что мы не нагоним войско Энгатара вовремя. Дин мечтал когда-нибудь стать настоящим рыцарем, всё просил меня повторить рыцарскую клятву и пытался вызубрить её за время пути. Казалось, он знает все истории о рыцарях, что прежде были простолюдинами. Говорил, что многие из них брали второе имя по прежней профессии, своей или отца, и какой-нибудь сир Вернон Смит наверняка раньше был сыном кузнеца или сам работал в кузнице. Он мечтал, что когда-нибудь к нему будут обращаться сир Дин Купер, а он с гордостью будет рассказывать детям и внукам, что был когда-то простым бондарем. Дин мечтал проявить себя, прославиться… В битве ходячие деревья оторвали ему голову ветвями. А многих, чьих имён я не знал, просто затоптали!
Юноша осёкся и продолжил после короткой паузы:
— Учение Троих призывает всегда сохранять здравый рассудок и, скрепя сердце, беспощадно разить врага до последнего вздоха. Но в тот момент я потерял самообладание, ибо большего ужаса не испытывал никогда в жизни. Я схватил какого-то раненого беднягу, что корчился на земле, и бросился прочь, не помня себя от страха, бросив щит и меч. Я проклинаю себя за малодушие, и бесконечно благодарен Троим за то, что дали мне шанс выжить и искупить этот недостойный поступок. Отец поставил меня во главе отряда, а я привёл людей на верную смерть. Да ещё и впал в панику, как мальчишка.
— Но пламя сделало это с тобой… Твоё лицо… — голос Рии задрожал. — Оно обезображено…
— Лучше ходить с обезображенным лицом, чем с обезображенной трусостью душой. По возвращении в Энгатар, я буду верно служить отцу, Церкви и королю. Только так я смогу искупить свою вину перед ними, перед Дином и всеми теми, кого я привёл на смерть. Если бы только после марша я дал людям и лошадям отдохнуть, если бы так не спешил нагнать королевские силы, всё могло бы быть иначе.
— Всё равно не могу простить Игната за это…
— Я послал людей в бой опрометчиво, едва завидев сражение, а Игнат… Он выполнял приказ. Наверняка то был последний шанс исправить безнадёжное положение. Уверен, — Эрниваль улыбнулся, — ему самому это было не по нраву. Многие из-за него погибли, но многие и живы, благодаря ему, а королевское войско всё же одержало победу. Если мне и есть, за что на него злиться, так это за то, что он не дал мне погибнуть на поле боя, как и подобает истинному рыцарю Церкви!
— Чёрт побери! Какие же вы оба болваны! — вспыхнула Рия и быстрым шагом ушла в другую повозку.
Обычно полный столичного шума Энгатар встречал непривычной тишиной. Конечно, торговцы всё так же зазывали прохожих, простой люд всё так же спешил куда-то, но при всё звучало как-то приглушённо, чувствовалась некая настороженность. Люди то и дело озирались и замолкали, будто бы готовые, чуть что, мгновенно спрятаться по домам и не издавать ни звука.
— Это что ещё за угрюмые рожи в серых балахонах? — хмурился Дунгар, глядя по сторонам. — То тут, то там мелькают, раньше я их точно не видал. Церковный орден что ли какой-то новый? От этих нахлебников и так не продохнуть, а как только в стране неспокойно, тут же, будто грибы после дождя, появляются очередные ордена поклонников какой-то там пречистой задницы.
— Я думал, они собираются ради какого-нибудь благого дела, — задумчиво проговорил Игнат. — Беднякам помогают или за больными ухаживают.
— Да вот только действительно благих дел от них и не дождёшься! — проворчал гном. — Нет, чтобы улицы подмести или урожай убрать помочь, куда уж там! Наберут таких же голодранцев, наклянчат денег, нацепят одинаковое тряпьё и отправятся к чёрту на рога в паломничество к очередному камню, под которым высморкался святой Беренгар! А уж когда мощами торговать начинают, тут уж держись. Самая настоящая ярмарка болванов начинается!
— Мощами? — удивился Драм. — То есть… Останками? Неужели и такое бывает?
— Ещё как бывает. Вот, к слову, с десяток лет назад дело было. Погода по лету стояла прелестная, дай, думаю, прогуляюсь. Прохожу я как-то возле храма Троих, глядь, а там прилавки соорудили. Мол, орден пресвятого-кого-то-там из паломничества вернулся. Откуда — я так и не понял, то ли из Анмода, то ли из Нуаммара… Я праздного интереса ради подхожу к прилавку, а мне в лицо тычут каким-то ошмётком сушёным. Мол, купите, добрый господин, ухо святого Реджинальда-чудотворца, который взглядом мог отгонять змей. Я, разумеется, вежливо отказался. И знаете, что? Пока я проходил мимо прилавков, мне разные люди трижды пытались впарить ухо святого Реджинальда, дважды — нос, и шесть, нет, семь раз предлагали приобрести его указательный перст! И тогда я задумался, кто же был большим уродом — Реджинальд-чудотворец или эти ушлые оборванцы, наживающиеся на доверчивых дурачках…
Среди тех троих, кто был в повозке в этот момент, Драм смеялся громче всех. Видимо, ему казались особенно смешными обычаи поклонения мощам святых среди жителей поверхности.
— Да уж, — усмехнулся Игнат. — Слышал я, в здешнем храме тоже хранятся кости какого-то короля.
— Ага, Эйермунда Святого, — кивнул Дунгар. — То немногое, что удалось выкопать из его погребального костра, который он сам для себя и сделал. Впрочем, сейчас уже никто не скажет наверняка, действительно ли это его кости. Мне всегда было интересно, неужто людям не приходит в голову, что, припадая к полу перед очередными мощами, они рискуют поклониться костям какого-нибудь разбойника или грабителя? А то и вовсе осла или собаки!
Игнат засмеялся, и Драм заметил, как настороженно глядят ни них через окно прохожие и как внимательно их провожают недовольным взглядом люди в сером. Впрочем, за последнее время он видел слишком много, чтобы придать этому особое значение. В конце концов, идёт война, с чего бы людям на улице веселиться, да и подобная реакция на звуки смеха из повозки, возвращающейся с битвы, вполне объяснима.
