Андрей Стерхов - Тень кондотьера
– Слышь, а точно гуся поджарили у нас на бровчике?
– Даже не сомневайся, – ответил я. Потом, учитывая ушибленное состояние собеседника, терпеливо повторил, чего от него хочу, а помимо того искренне пообещал: – Сделаешь, разойдёмся с миром. Я уйду себе тихо в никуда, а ты останешься в весёлом изумлении и докушаешь-таки люля-кебаб.
Ставший по принуждению паинькой и даже лапонькой, Мизер послушно покивал и, уточнив имя-фамилию терпилы, спросил разрешения воспользоваться своим мобильным телефоном. Предупредив, чтобы ни в коем случае не шалил, я ему такое разрешение великодушно дал. И дальше уже машина завертелась. Вертелась она сорок скучне-е-е-ейших минут. Именно столько прошло времени до того момента, когда некая тёмная личность доставила в ресторан и дорожную сумку Шабетая, и его портмоне. Доставила, с витиеватой многословностью извилась за какую-то там неведомую и таинственную бабу Валю и тут же по моему требованию испарилась.
В портмоне я обнаружил литовский паспорт с российской визой, кредитные карты и немного наличных денег в рублях и евро. Денег было подозрительно мало: несколько жалких европейских десяток-двадцаток и три наших сотни. Скандалить по этому поводу я не стал – чего мелочиться-то? Сунул портмоне в карман и начал проверять сумку: поставил её на стол, вжикнул молнией и, продолжая держать Мизера на мушке, покопался внутри. Поскольку описи не имел, понять, всё ли барахло на месте или чего-то не хватает, естественно, не представлялось возможным. Но меня барахло, собственно, и не интересовало, я футляр с артефактом искал. И я его нашёл.
Нащупав на самом дне округлый металлически пенал, возрадовался сдержанно удаче, закрыл сумку и поднялся:
– Всем спасибо, все свободны – Потом закинул сумку на плечо, сунул кольт в кобуру и добавил на прощанье: – Не переживай, Паша, даже глюкерики и те назонят стрехи.
– Чего? – простонал-переспросил Мизер, всё ещё выглядящий растерянным и даже подавленным.
Пришлось ему, никогда не читавшему Даниила Хармса, объяснить по-простому:
– Бывает, кидается дурак в огонь за пятаком, достаёт, но так и остаётся дураком. То есть при своих. То есть на бобах. А бывает, поднимает руку дурак, чтобы погрозить кулаком, грозит, но остаётся дураком. То есть при своих. То есть не при делах. А металл вороненый у виска – лишь урок, да и тридцать минут никакой не срок.
В ответ у бандюги вырвалось только сдавленное всхлипывание, как у человека, стонущего во сне.
А я с тем откланялся и пошёл вон из зала.
До порога оставалось два шага, когда Мизер меня окликнул:
– Стой, сука.
Я оглянулся.
Лицо бандита было перекошено злобой, в руке он держал новёхонький пистолет Макарова.
– Что, дерзкий, жим-жим?
Он хотел не просто меня убить, он хотел моральной сатисфакции. Испытав страх, он жаждал теперь, чтобы и я точно такой же страх испытал. Но это он зря. Чего мне было бояться? Разве я не догадывался, что у него за поясом ствол? Догадывался, кончено. Даже не догадывался, а знал наверняка. С самой первой секунды я это знал. Ручка-то его подрагивала, тянулась к стволу непроизвольно ручка-то. Поэтому-то и слова мои про суетливого дурака были не какими-то бессмысленными прибаутками, но отложенным заклятием. Причём очень мощным и верным заклятием. Сработало оно как надо и когда надо, и не дало меня в обиду. Нужно было видеть лицо Мизера, когда после моего короткого взмаха рукой, дуло его собственного пистолета ткнулось ему в висок. Мощное зрелище. И пусть спасибо скажет, что в моём заклятии не было приказа стрелять.
– Через полчаса, – кинул я несчастному через плечо. – Через полчаса отпустит. Потерпи.
С целью зачистки территории от наглецов – а не фиг дракона пистолетиками пугать! – уже на выходе из ресторана я позвонил Воронцову и сообщил, что, если не слишком тормозить, то Мизера можно взять на стволе в том самом ресторане. Вампир коротко поблагодарил за наводку и разрешил взять с полки пирожок. Только, к сожалению, не сообщил, где именно находится та полка с пирожком.
Когда довольный самим собой (ну, а как же, ведь в два хода проблему решил), добрался до машины, первым делом собрался достать и рассмотреть артефакт. Жутко интересно было, что же он из себя представляет. Но только потянулся к кинутой на сиденье пассажира сумке, как заворчал мобильный. Думал, что это Подсказчик с докладом, оказалось, Улома.
– Слава Богу, – чрезвычайно озабоченным голосом сказал молотобоец, когда я ответил на вызов. – Егор-братишка, дуй скорее к Архипычу. У него там хренотень какая-то стряслась.
– Что ещё за хренотень? – встревожился я.
– Деталей не знаю. Знаю только, что опергруппа через пять минут выезжает его паковать. Я попытаюсь задержать, а потом рвану наперегонки.
Больше никаких вопросов я задавать не стал, кинул только:
– Понял, выезжаю.
А потом сложил трубку и завёл двигатель.
В посёлок Патроны я успел примчаться и раньше Уломы, и раньше опергруппы, пусть на несколько минут, но раньше. Примчался, а там действительно хренотень. Да ещё какая. Архипыч убил Шабетая Шамали.
Глава 10
То, что я увидел в одной из комнат второго этажа, повергло меня, мягко говоря, в глубокую печаль. А увидел я там вот что. Бездыханной Шабетай Шамали лежит на паркетном полу в луже крови и напоминает распотрошённую тряпичную куклу. Грудная клетка его от ключиц и дальше разломана как плоть переспевшего граната, а вывалившиеся наружу внутренности представляют собой нечто вроде рубленого фарша: где там легкие, пищевод, сердце и всё остальное, разобрать решительно не возможно, всё перемешалось в кровавом месиве. Архипыч, почему-то босой и голый по пояс, находится тут же, сидит у единственного окна на стуле в позе замерзающего в степи ямщика, глядит отсутствующим взглядом в одну точку на полу и выглядит жутко. Лицо, бороду, грудь его и руки покрывают бурые пятна крови и засохшие сгустки не понять чего, левая рука от кисти до локтя пошла волдырями, будто он сунул её в кипящее масло, а правая сжимает окровавленный разделочный нож. Обычный кухонный нож, тысячи их.
Несколько секунд мой мозг не хотел верить в тошнотворную реальность увиденного, а когда смирился и всё-таки поверил, я в отчаянье проорал:
– Какого ты, Серёга, натворил! А? Зачем? Белены объелся? Грёбнулся на старости лет?
Архипыч поначалу никак на мои вопли не отреагировал. Статуя статуей. Но когда я, уже не на шутку взбешённый, грубо ткнул его в плечо, медленно поднял отнюдь не безумный, вполне осмысленный взгляд и глуховато произнёс:
– Вот такая вот ерунда. – Тряхнул седой нечесаной шевелюрой и повторил: – Вот такая вот… Оплошал я, Егор.
