Иван Галкин - По мостовой из звёзд
Видение исчезло, они снова стояли на улицах пылающего города.
— С точки зрения внутренней политики — говорил офицер — война это решение социальных проблем смещением внимания с наиболее актуальных… а есть еще война за идею. — офицер мечтательно улыбнулся и продолжил.
— Решение внутренних проблем может породить новые. Небольшая, победоносная война — хороший способ власти укрепить свой авторитет, но это всегда игра в рулетку.
Офицер развел ладони в стороны, дескать, что поделаешь, и продолжил:
— Есть шанс — большой или маленький, но есть всегда — что война закончится поражением или слишком затянется. Тогда она не окупит себя с точки зрения экономики, породит конфликты с населением собственной страны, которые можно решить лишь ужесточением режима.
С этими словами Сашин собеседник вдруг исчез.
Саша стоял посреди деревни. Пустые улицы обыкновенного поселка. В окнах горел свет и звезды в ночном небе танцевали с луной. В то же время где-то по правую руку зарождался странный звук. Поначалу похожий на стрекот сверчков он нарастал… И вдруг ночь, всего за мгновение, окрасилась вспышками взрывов.
Скиталец инстинктивно вздрогнул, когда дома стали взрываться щебнем, камнем и деревом. Земля грязными облаками взлетала в воздух и пламя взрывов за секунду пробежало расстояние до места, где стоял Саша. Близкий всполох оглушил и заставил зажмуриться…. Но когда он открыл глаза, вокруг снова была Тьма.
— Идея же, это совсем иное. — невозмутимо продолжал офицер. — Сюда вплетено гораздо большее, и самое главное — оправдание своего существования для человека. И поиск этого оправдания порождает оправдание войны как средства достижения «великих» целей. И разве не прекрасно, что стремящаяся к величию, она рождается из недовольства?
Хотя, ведь разве бывает война, где эти стороны отсутствуют? Где-то они выражены сильнее, но…
Теперь голос Ворона звучал фоном. «Демократия… теократия… олигархия… тирания… монархия… Людям не нужно знать всего».
— Но во всех случаях, в таких условиях риска, когда на кону стоит будущее, кто будет думать о исполнителях войны и тех, кто сгорит в ее топке?
«Людям нельзя знать всего… Дай им то, что им нужно.»
— Здесь пропаганда — лишь еще одно оружие, сладкая ложь во успокоение…
«Правда… где ее границы? Хороший дипломат не врет, он освещает явление с нужной стороны»
— …призванная предотвратить осознание того, что война порождает лишь новую войну и губит не только погибших, но и убивающих их.
«А людям нужно верить в свою исключительность… Так подари им маленькое счастье».
— Разве будет кто-то думать, что ресурсы планеты никуда не уйдут? Как бы то ни было, их будут добывать и на взгляд со стороны вселенной — черные, белые или желтые будут их использовать — неважно.
«Ах, пропаганда начинается не с низов… Хороший лидер, окруженный волками, сделает из них псов…»
— Кто-то будет кричать про нацию, народ, патриотизм…
«Кто выкинет хороший инструмент, даже если он сорвался и ударил тебя по пальцам?»
— Какая разница, кто прославится как величайший ученый, какого племени он будет? Все будут помнить его деяния. А патриотизм — утешение слабых, не способных реализовать себя и живущих достижениями других…
Вокруг Саши… в красных галсутках…. со вскинутыми кулаками… перед развевающимся флагом…
— Но, тем не менее, это делает их сильнее, как общность.
Всадники внимали… словам священника… голодные в темном лесу… на пороге великой войны… они застыли перед экранами.
— Ведь кто бы что ни говорил — война необходима, как часть жизни. Пока не будут найдены другие механизмы конкуренции. Именно это — конкуренция, и соперничество, порождающее разность, мешающее целостности человечества и дающее толчок эволюции, оправдывает войну по всем статьям.
Из таверны за спиной офицера выбежала полная женщина. Она что — то кричала и причитала. Офицер заговорщически подмигнул Саше, а затем развернулся, выхватив шпагу. И прежде, чем женщина успела среагировать, пронзил ее насквозь.
— И ты должен это понимать. — говорил он, пытаясь выдернуть лезвие — Чем более яростное соперничество — тем больший толчок оно даст.
Он наконец вытащил шпагу и поднял ее вверх, любуясь лезвием, необычно отливавшим во Тьме.
— Разве твой мир — не пример? На небольшой территории Европы множество народов и наций грызлись за ресурсы на протяжении сотен лет. В то же время переходя к эффективному миру, когда можно было выменять недостающее.
…они пожимали руки, держа кинжалы за спиной…
— Это порождало эффективность всей системы государств, образовывавшихся на этой территории. Необходимость думать и действовать быстрее других, быть сильнее и хитрее порождала все новые научные открытия. В то же время, на востоке, где территории были больше, ресурсов — меньше, а народности не сливались так плотно, развитие происходило медленнее. Это проявлялось во всем — в медленно меняющейся религии, политике внутренней и внешней, в отношении людей к миру.
Саша наконец оторвался от образов и продолжил за офицером:
— А Европа, когда пришло осознание, что есть территории, обладающие необходимыми ресурсами, и где народы не так развиты, начала их завоевывать…
— Верно. Когда соседи по силам почти равны, а где-то чуть дальше есть ресурсы, добыть которые несложно… — офицер пожал плечами, поджав губы словно недоумевая, как это раньше не пришло ему в голову. — Война пошла уже за них. Даже не с их обладателями — с все теми же, ближними соседями. Но за дальние ресурсы. А потом и за людей, ведь разве люди — не ресурсы? С этой точки зрения — война за идею — та же война за ресурсы.
— Ты говоришь слишком… логично. В твоих рассуждениях что-то не так… может быть, потому, что для тебя ценность одного человека меньше, чем ценность всего мира? А если это не так? Если человек — что-то большее, чем очень развитая материя? Если мир бесконечен не только внешне, в глубину или в ширь… но если разум человека также глубок внутри? Ведь мы не можем этого знать. Тогда война по-настоящему ужасна.
— Верно, Скиталец. — офицер картинно поклонился — Но вопрос в другом. Что ТЫ можешь с этим сделать?
— Я… не знаю.
— Видишь…Все любят поговорить. Но решать их проблемы будут немногие. Человечество ищет новые пути и методы решения. И гуманизм ими движет или цинизм, но это происходит неизменно.
Город исчез. Офицер стоял перед зеркалом, примеряя костюм.
— Люди единственные, кто могут применять механизмы приостановки развития для его последующего роста. — сказал он.