Кэрол Берг - Разоблачение
Щеки Фионы пылали не только от жара костра, но голос ее звучал ровно и спокойно:
– Ты знаешь, что у Балтара было двое детей и оба они были рождены одержимыми демоном?
Я уставился на нее. Хотя все во мне продолжало клокотать от гнева и отвращения, ее слова на миг лишили меня дара речи.
Воспользовавшись паузой, она продолжила. – Сначала родилась девочка, ее унесли умирать через час после ее рождения. Балтар начал читать о демонах все, что только мог найти, он даже уезжал из Эззарии, чтобы узнать больше. Он рассказывал друзьям, что обнаружил некоторые вещи, которые удивили бы их, вещи, которые объясняют многие из наших загадок. Но прежде чем он успел рассказать о чем-либо, родился его сын. Еще один ребенок с демоном внутри. Он заперся с ним в доме, отказываясь отдавать младенца, но, судя по всему, королева Тарья послала за ним храмовых стражей, и они забрали новорожденного. Балтар поклялся, что он отомстит всем эззарийцам, если его ребенку причинят вред, и королева Тарья приказала ему не покидать дом до тех пор, пока он не снимет с себя обвинение в нечистоте и испорченности. Но он исчез в ту же ночь, и больше его не видели в Эззарии.
– А ребенок?
– Боги уничтожили его.
– Как ты узнала все это?
– Ты сам меня просил.
– Я?
– Ты просил, чтобы я подумала о том, что я видела и слышала во время битвы. Ответила на некоторые вопросы. Разузнала. Я так и сделала.
Жизнь продолжала преподносить сюрпризы. Я, наверное, был непроходимым тупицей, невеждой или просто слепым.
– Так это ты разузнала историю Пендрола, а вовсе не Катрин.
– Какая разница, кто ее узнал. Если ты хочешь выяснить что-то, тебе нужен Балтар. А никто в Эззарии понятия не имеет, где он теперь.
Я прикрыл глаза рукой, стараясь отогнать видение:
– Я знаю, где его искать. Но вот задавать вопросы будет нелегко.
– Как может быть нелегко задавать вопросы?
– Я посоветовал бы тебе не принимать в этом участия. – У Балтара было мало знакомых, и все они относились к самым знатным семействам Империи и жили в Загаде. Придется быть очень осторожным. Сомневаюсь, что Александр будет рад видеть меня в городе.
Мы добирались до Загада, Жемчужины Азахстана, четыре недели. Этот город в пустыне был сердцем Дерзийской Империи. Нам повезло, мы ехали в караване сузейнийского виноторговца. Я показал ему свою бумагу и рассказал, что был освобожден из рабства за спасение жизни одного из фаворитов Императора (чистая правда!). Караваны с вином были любимой добычей разбойников, поэтому сузейнийцы были рады еще одной паре рук, владеющих оружием, к тому же рук, принадлежащих человеку, находящемуся под покровительством императорской семьи. Взамен они обещали нам свою компанию, воду и пищу в пути.
Виноторговец был приверженцем традиций, и он потребовал, чтобы Фиона надела платье и ехала вместе с другими женщинами. Фиона была в ярости, я же был доволен. Я был свободен от ее надзора и в то же время не беспокоился о ее безопасности – никто не признал бы в ней, завернутой с ног до головы в тряпки, эззарийку. У нее не было бумаги, подтверждающей то, что она свободный человек. Я напоминал ей об этом каждый раз, когда мы разговаривали, как можно красочнее описывая то что ее ожидает, если ее схватят. Но я так и не смог заставить ее одуматься и отправиться домой. Она дулась, фыркала и поджимала губы, но не снимала длинного белого платья, ехала в повозке с другими женщинами, и ее никто не заметил.
Мои сны не уходили, но и не становились тяжелее. Среди других людей обуздывать их было проще. Мне нравилось наше путешествие. Два раза я помогал купцу и его людям отбивать атаки разбойников. К счастью, оба раза на разбойниках не было черных одежд и белых кинжалов на лицах.
Мы прибыли в Загад поздно утром. Осенняя прохлада позволяла ехать через пустыню почти весь день, за исключением пары часов после полудня, поэтому путешествие не затянулось. Я вежливо попрощался с Дабараком, виноторговцем, и спросил, не может ли Фиона сохранить платье, поскольку я хочу, чтобы она выглядела как можно скромнее в таком полном пороков городе, как Загад. Он сверкнул на меня зелеными глазами. Мы стояли в центре рыночной площади, жизнь на которой замирала только на один час поздней ночью.
– Твоя женщина выступает гордо, как сузейнийка, и следит за своим языком, но ее выдают глаза. Она не опускает их, когда к ней обращаются. Я высек бы любую из своих жен за такую дерзость.
– Я подумывал об этом, – ответил я. – Но потом решил, что это слишком хлопотно и не слишком действенно. Ей на пользу не пойдет.
Купец сочувственно покивал. Нахальный взгляд Фионы сверлил мою спину, мне казалось, что она уже кровоточит. Мы почти не разговаривали в течение этих четырех недель, и я надеялся, что такое публичное унижение заставит ее наконец уйти. Я снова ее недооценил.
Мы сняли комнату в небольшой гостинице в купеческом квартале, заплатив теми монетами, что виноторговец дал нам за мою помощь при нападении разбойников. Я еще днем купил на рынке бумагу, перья и чернила и теперь разложил их на маленьком столике в комнате после долгого спора с Фионой, будем ли мы из экономии спать на одной кровати или следует потребовать две. (Фиона победила, мы будем спать по очереди на одной.) Я заточил перо ножом Фионы и написал следующее письмо:
«Моя госпожа!
Я надеюсь, что это послание застанет вас в добром здравии и расположении духа. В нашу последнюю встречу вы обещали мне свою помощь, если таковая мне понадобится. Тогда я надеялся, что никогда не попаду в обстоятельства, заставляющие меня воспользоваться вашим любезным предложением. Нынешнее положение дел слишком запутанно, чтобы я смог рассказать все в письме. Мне необходима информация, но у меня нет возможности добраться до нее, поскольку для этого нужно влияние человека, знакомого с дерзийским двором.
Возможно, вы слышали обо мне в последние недели, и слухи эти были неблагоприятны. Умоляю вас не судить, пока вы не услышите от меня самого полного изложения событий. Клянусь вам тем, что объединило нас два года назад, что моя вера, мои мысли и цели остались неизменны. Моя просьба никак не задевает честь и не подвергает риску жизнь того, кто нас познакомил, а, напротив, служит его дальнейшему процветанию.
Если вы считаете, что встреча со мной компрометирует вас, я с радостью освобожу вас от данного мне слова. Надеюсь на вашу снисходительность.
С наилучшими пожеланиями,
