Николай Романецкий - Убьем в себе Додолу
Он встал и не прощаясь направился к двери. На пороге он оглянулся. Сыскник, постукивая кончиками перстов по столу, задумчиво смотрел ему вслед, и было в его взгляде нечто, позволившее Свету понять: зерна упали в хорошо унавоженную почву.
За обедом Свет вновь обратил внимание на странное поведение Забавы. Как и утром, синие глаза служанки и не думали метать ставшие уже привычными молнии. Более того, она с достаточной степенью учтивости опекала Веру. Словно хозяйка дома — редкого и долгожданного гостя.
Поймав удивленный взгляд хозяина, Забава смутилась и в ту же минуту ретировалась бы на кухню, если бы ее присутствие в трапезной не было необходимым. Все-таки обед не завтрак: все блюда на стол сразу не выставишь.
Свету стало совершенно ясно, что между служанкой и гостьей возникла какая-то связь, направленная, похоже, против него. Можно было бы, конечно, взяться за служанку. Она бы наверняка не выдержала хозяйского давления и раскололась. Но невелика заслуга для чародея — справиться с простой девушкой, помимо всего прочего, в оного чародея еще и влюбленной. Поэтому Свет решил взяться за гостью. Тем более что и в самом деле пора: скоро и Кудесник, и Буня Лапоть перестанут понимать его медлительность.
Расправившись с тарелкой сырного супа, он отложил ложку и сказал:
— Мне кажется, настала пора начать борьбу с вашей болезнью, Вера. У меня сегодня после обеда выдалось немного свободного времени. Так что отдохнете с часик, и приступим.
В карих глазах гостьи родилось удивление. Впрочем, жило оно какой-то миг и тут же умерло, сменившись радостью и надеждой. Правда, Свету показалось, что радость и надежда Веры не слишком отличались от испуга и тревоги, коими расцветились очи Забавы.
— Я должна как-то подготовиться? — спросила Вера.
Свет мотнул головой:
— Никакой подготовки от вас не требуется. Подготовка — проблема моя.
— Хорошо, чародей. — Вера заулыбалась. — Неужели я скоро смогу выбраться из этого дома?
— Вам так хочется выбраться отсюда?
— Конечно! А вам бы не хотелось, если бы вы находились у меня в гостях и я бы относилась к вам так, как вы ко мне?
Свет поморщился:
— В чем же таком особенном выражается мое к вам отношение?
— Вот именно, что ни в чем. — Вера поджала губы. — Вы относитесь ко мне примерно так же, как относятся к вновь приобретенной вещи… К кафтану, например… Хоть и непривычно, но деньги заплачены: надо носить.
Свет глянул на Забаву. Та слушала гостью внимательно, согласно кивала и накладывала мимо тарелки порцию отварного картофеля.
— Что вы делаете, Забава?
— Ой, мамочка! — Забава смутилась, бросилась к буфету, тут же вернулась, смахнула картофелины со стола в тарелку и выскочила на кухню.
— Что это вы сделали с моей служанкой, Вера? — сказал Свет. — Она совсем потеряла голову.
— Она потеряла голову не из-за меня, — сказала гостья. — Она потеряла голову из-за вас. И очень странно, что вы этого не понимаете. Я даже начинаю побаиваться: можно ли доверять свою память такому бессердечному человеку!
Свет погрозил ей перстом:
— Нет, голубушка. Сегодня она потеряла голову из-за вас. А что касается памяти, то мое сердце и ваша память ничем между собой не связаны. Так что бояться вам нечего. Чародей ввек не причинит вреда безвинному человеку.
С кухни вернулась Забава, достала из буфета чистую тарелку, вновь принялась накладывать в нее картофель. Не поднимая глаз. Как провинившийся ребенок.
А Свет вдруг обнаружил, что у него нет ни малейшего желания ругать служанку.
После обеда он поднялся в кабинет. Полчаса посидел над исторической статьей, которой так и не удалось заняться вчера. Впрочем, сказать, что он работал над нею сейчас, было бы очень большим преувеличением. Он упорно заставлял себя прочитывать слова, потом пытался уловить смысл, связывающий их друг с другом, и тут же обнаруживал, что думает вовсе не об истории — мысли его занимала Вера. Приложив волевое усилие, он выбрасывал гостью из головы, заставлял себя вернуться к статье.
А через минуту все повторялось.
В конце концов эта неравная борьба Свету смертельно надоела. Все равно пора было настраиваться на предстоящую работу. Он отложил статью, лег на оттоманку, расслабился и позволил своим мыслям течь, как им вздумается.
Когда Свет вошел в гостевую, Вера смотрела в окно. Выражение лица у нее было столь выразительным, что Свет спросил:
— На волю хочется?
Вера обернулась — аура волшебницы на своем месте, — отошла от окна.
— Еще как хочется! — В голосе ее прозвучала откровенная жалость к самой себе. — Птичка в клетке всегда мечтает о вольной волюшке.
Свет понимающе кивнул, поставил на стол свой баул.
— Многое зависит от вас самой. Если сегодняшняя наша с вами работа даст результат, вполне можно будет подумать и о прогулках.
— Правда? — воскликнула Вера. — Так давайте скорее начинать! Что от меня требуется?
— А вы не помните?
Вера удивилась:
— Конечно, нет! Вы полагаете, я должна помнить?
Свет пожал плечами:
— Не помните, так не помните! — Он открыл баул.
— Что это у вас за сундучок? — Вера с интересом разглядывала баул.
— Это справный сундучок, колдовской. — Свет достал из баула Серебряный Кокошник и подал его гостье. — Надевайте Кокошник, ложитесь на тахту, закройте глаза, расслабьте все мышцы и думайте о том, что очень хотите помочь мне.
— Какой же это Кокошник? — Вера повертела в руках волшебный атрибут.
— Это обруч какой-то…
Свет поморщился:
— Алмазные слезки тоже из глаз не выкатываются. Надевайте и ложитесь.
Вера напялила Кокошник на голову, удивилась:
— Ой, он словно для меня сделан!
— Кокошник подходит любому человеку, — сказал Свет. — Специальная конструкция, сзади пружинка… Да ложитесь же!
Вера легла, вытянула вдоль тела руки, закрыла глаза.
Свет приблизился к ней, поднес к ее вискам ладони и сотворил заклинание. Вера чуть дернулась, тут же вновь расслабилась, засопела. Свет посмотрел на ее слегка раздвинувшиеся ноги и вдруг подумал, что вполне мог бы взять ее сейчас. Если бы ему ЭТО требовалось…
Но ему ЭТО не требовалось, и он сотворил новое заклинание.
Вера улыбнулась во сне, потом нахмурилась, прикусила нижнюю губку. Почти как Репня Бондарь…
По Кокошнику побежали разноцветные полосы. Свет возложил на него ладони, закрыл глаза.
Сначала он ничего не видел и не слышал. Лишь мрак и тишина… Потом появился свет, легкий-легкий, почти неуловимый. Этакие серые пятна, доступные лишь краю глаза и совершенно незаметные, когда на них смотришь в упор. И тут на него обрушился превратившийся в явь сон.
