Вероника Сейнт - Гамельнский Крысолов
На плечо Гадателю, тихо каркнув, опустился Одиссей. Ворон вцепился когтями в ткань пальто, кромсая ее и царапая, заставляя Виктора недовольно морщиться. Все шло к тому, что, вернувшись домой, ему снова придется наведаться к портному и заказать новое пальто.
Они дошли до ворот. Воздух, казалось, с каждой секундой становился все холоднее и об этом можно было судить не только по облачкам пара, появлявшимся от каждого вздоха, но и потому, какую боль неожиданно снова испытал Гадатель. Будто он отвык от мороза, или его легкие стали окончательно сдавать, Виктор испытывал резкую боль при каждом вдохе и с каждым разом дышал все слабее. Прокашлявшись, он постарался сделать вид, что все в порядке, едва ощутив покалывающую нервы тревогу Иеронима и Грейс.
-Вот и сад, о котором ты спрашивала, - Гадатель зашагал вперед, едва не скользя по тонкому слою льда, присыпанному снегом, - Тебя правда сюда тянет?
-Да. Ощущения... будто это место мне очень знакомо... - пробормотала Грейс. Она провела пальцами по воротам, а потом решительно зашагала в сам сад, - Как будто я уже бывала здесь...
Мир вокруг вдруг начал преображаться, словно он только и ждал Грейс, и куда бы она ни ступала, все стремительно менялось. Деревья казались намного выше, такими длинными, что закрывали собой небо и все еще не кончались, стоило девушке пройти мимо них. Виктор ощутил запах сырости - не снега, а плесени и мха, и липкого болотного воздуха. Под ногами тихо зачавкала тина, и Гадатель удивленно замер, глядя вниз. Они оказались на краю мутной речки, заросшей уродливыми водорослями и камышами, и покрытой толстым слоем тины.
-Ты здесь действительно была, - Виктору стало страшно, что сейчас Грейс снова забудется сном, как тогда, на маяке, снова исчезнет из его жизни, и он сделал шаг к девушке, взял ее за руку и крепко сжал ее ладонь в своей.
-Но это... оно будто не настоящее, ведь там было более жутко и... - Грейс зажмурилась, пытаясь отогнать видение, и прижалась плечом к плечу Виктора.
-Это врата в Безмирье, - шепнул Гадатель, - Правда, теперь они почти не работают, только для заклинателей, или как сторожевой пес... Отпугивает тех, кто мешает исполнить волю кого-то из Колоды... - Виктор посмотрел на Грейс, но не решился продолжить свое предложение. Придя ему на выручку, заговорил Иероним:
-Похоже, Грейс, ты здесь кому-то очень мешаешь.
-Этот вывод напрашивался и раньше, - покачал головой Виктор. Слова Иеронима помогли ему сформулировать то, что вертелось у него на языке с самого утра, - Мне стало лучше после того, как Грейс приехала. Наверное, кто-то до этого как-то влиял на меня и тебя, Белоснежка, а с появлением Грейс ему приходится тянуть на себе еще и третьего человека...
-Но я не чувствую никакого... воздействия на мой разум. А я бы почувствовала... - начала Грейс и замолкла, встретившись с Виктором взглядом.
-То, что ты жила в Безмирье, не делает тебя экспертом во всей встречающейся в мире магии. И, тем более, гипноза.
-Я тоже этого не чувствую, - покачал головой Иероним, - Но меня мучает бессонница, постоянно крутится какая-то мысль в голове, ускользающая, стоит мне попытаться ее... вспомнить, или осознать, - альбинос пожал плечами и сунул руки в карманы.
Иерониму явно было сложно подобрать правильные слова для описания этого ощущения - ускользающей мысли, сбегающей, похожей на просыпающийся сквозь пальцы песок. Порой Виктор пытался представить себе, насколько упорядоченной была информация в голове у альбиноса, напоминала ли она картотеку или огромную базу данных; и как быстро он находил причинно-следственные связи в своем поведении, вспоминал что-то важное и нужное. Наверное, неспособность восстановить что-то в памяти для него всё равно, что ночной кошмар.
-Да, и я порой мучаюсь таким... полусном, - Виктор прикрыл рот шарфом и прокашлялся, - Еще мне стало гораздо хуже в этом городе, будто Болезнь не два года развивается, а лет пять, как минимум...
-Может, это из-за Юноны? - Грейс зябко поежилась, и Виктор осторожно ее обнял. Он не чувствовал в ее словах ни ревности, ни зависти, скорее просто волнение. - Ну, ты же помнишь, что тебе нельзя заниматься тем, что тебе не предписано и...
-Нет, просто я подсознательно сопротивляюсь внешнему воздействию, или как ты там выразилась. Тратится больше сил, становится хуже... - Гадатель потер лоб, - Боюсь представить, что было бы, если бы мы не нашли комнату в планетарии.
Он боялся озвучивать Грейс то, о чем думал: что не прячься он в отцовском кабинете, он, скорее всего, уже бы погиб, практически сгорел за пару дней. Видимо, благодаря защитным рунам на дверном косяке, которые Учитель, наверняка, нарисовал, спасаясь от кого-то. Только поэтому, сидя в планетарии, Виктор чувствовал себя лучше, а не наоборот. Он не ошибался раньше, считая, что здесь он укрыт от Всевышних, которые обязательно наказали бы его за такие дерзкие побеги в другой мир. И именно в планетарии он был спрятан от кого-то, кто хотел ему помешать. Например, от Джека.
Гадатель отпустил Грейс, виновато улыбнувшись, и коснулся рукой одного из деревьев, утонул пальцами в пушистом мокром мхе и покачал головой. Безмирье, пусть и иллюзией, все же казалось настолько реальным, что постепенно Виктору становилось до зубовного скрежета больно - он будто каменел изнутри, и каждое движение давалось с трудом.
-Неожиданно это все прозвучит, но я бы предпочел дальнейшее обсуждение провести где-нибудь, где тепло, - он развернулся и пошел к воротам, прислушиваясь к своим шагам, но почти не замечая, как чавканье грязи и болотной жижи сменяется хрустом снега.
Глава 28. Спрятанная дудочка.
Они спрятались от мороза в ближайшей кондитерской: несколько небольших белых столиков со стульями, витрина с разнообразными пирожными и один единственный человек на все помещение - продавец. Виктор обхватил руками кружку со свежим латте и посмотрел на Грейс исподлобья. На его вкус молоко оказалось слишком жирным, но Гадателю, к его собственному удивлению, стало теплее и лучше - горло обволокло что-то согревающее, не дающее холоду затруднить дыхание.
Ворон тихо клевал хлебные крошки из небольшой плошечки. Виктору пришлось почти умолять, чтобы ему позволили войти с птицей, и доплатить, чтобы ему дали какую-нибудь посуду и кусок хлеба.
Грейс нервно кусала губы, теребила пуговицу на пальто, то и дело открывала рот, собираясь что-то сказать, и тут же обрывала себя, так, в итоге, и не заговорив. Иероним не смотрел ни на Гадателя, ни на девушку, только вниз, на стол, изучая вырезанные на нем узоры, будто ища какие-то ответы или предсказания перипетий судьбы.
