Джульет Марильер - Сын теней
— Я этого не хочу. Но все равно спасибо за предложение. Это сложно, я понимаю. Я хочу… вынесите меня отсюда. Под звезды. Чтобы костер горел. И пахло горящими шишками. Хочу почувствовать на лице ночной ветер. Может, выпить капельку чего-нибудь сильного, чтобы согреться. И расскажи мне историю. Хорошую такую, долгую историю… Вот, чего я хочу.
— Думаю, мы сможем это устроить. — Но, говоря это, Бран смотрел на меня, и в глазах его снова было то самое выражение — на сей раз не такое уж мимолетное. Серые глаза, ясные и искренние. Глаза надежного человека. Линии его рта смягчились от беспокойства и от чего-то еще. И я почувствовала, что этот Бран, без своей маски — гораздо опаснее для меня, чем Крашеный.
— И еще одно, — прошептал Эван. — Командир, я о своей женщине. Альбатрос знает, где у меня заначка. Мне надо позаботиться о ней и о мальчиках. Я экономил. Там должно хватить. Альбатрос знает, где она живет.
Бран серьезно кивнул.
— Об этом не беспокойся. Я удостоверюсь, что они живут в достатке и в безопасности. У меня на этот счет все спланировано.
Черты кузнеца осветила слабая улыбка, и он посмотрел на меня.
— Хороший человек наш Командир, — пробормотал он.
— Я знаю.
Бран без особых усилий вынес кузнеца из пещеры, хотя тот был выше и весил больше его. Я принесла одеяла, воду, одежду. После бесконечного дня наконец наступил закат. Мы устроили Эвана, он полусидел, прислонившись спиной к скале, завернутый во все, что нашлось. Мы выбрали место, где не дуло, и все же ощущался легкий ночной ветерок. В лесу пахло дождем, я надеялась, что до утра он не польет. Бран развел небольшой костерок, обложив его плоскими камнями из ручья, а потом исчез. Эван молчал. Перемещение отняло большую часть оставшихся у него сил.
Я все раздумывала, какое же сказание подойдет для умирающего человека, для последней его ночи в этом мире. «Длинное, — так он сказал, — достаточно длинное». Я сидела, обхватив колени руками и глядя в огонь нашего маленького костерка. Сказание, несущее надежду. Сказание, которое я смогу рассказывать и не разреветься. Бран вернулся так же тихо, как и уходил, держа что-то в подоле рубахи. Потом вывернул свой груз на землю. Сосновые шишки. Я подобрала пару и бросила в огонь, молчаливо воззвав к богине. Поднялся запах, напоминающий о высоких горах, о снеге и огромных птицах, парящих в бледном небе.
— Командир… — голос у Эвана звучал надтреснуто.
— Я здесь. — Бран устроился по другую сторону от кузнеца. От этого он оказался несколько ближе ко мне, чем три-четыре шага, предписанные правилами.
— Я о девчонке. Обещай мне. Когда все это кончится, ее надо целой и невредимой доставить домой. Обещай, Командир.
Бран не ответил. Он глядел в огонь.
— Я серьезно, парень, — как ни слабо звучал голос кузнеца, он требовал ответа.
— Интересно, какой вес имеет обещание такого человека, как я?.. Но я дам тебе слово, кузнец.
— Хорошо. Теперь рассказывай, детка.
И я начала. Я вплела в эту историю столько чудес, магии и превращений, сколько смогла. Но я не забыла и о самых обыкновенных вещах, что волшебны и удивительны сами по себе, несмотря на свою обыденность. Герой моего сказания полюбил, женился и держал на руках своего первенца. Он путешествовал по дальним странам и таинственным морям и радовался, возвращаясь домой. Говоря, я большей частью, глядела на огонь, но иногда бросала взгляд на грубоватые, честные черты Эвана и его широко открытые глаза, неотрывно глядящие на звезды. Раз или два Бран доставал серебряную флягу, смачивал ее содержимым пальцы и касался ими губ кузнеца. Но через некоторое время он закупорил флягу, положил ее обратно в карман, и просто сидел рядом и слушал. Сказание шло своим чередом. Какие-то приключения героя я позаимствовала, какие-то сама придумала по ходу дела. Над лесом поднялась ярко-белая луна, озарив нас своим бледным светом, а я все говорила и говорила. Поднялся ветер, он принес запах моря, стало холодно. Бран поднялся и взял свою курту.
— Вот, — грубовато произнес он и аккуратно опустил куртку мне на плечи. В следующий раз он встал, чтобы принести мне чашку воды. Мое сказание было долгим, невероятно долгим. Мне бы очень помогла помощь Шона, или Ниав, или Конора, но никого из них рядом не было. Осторожно, мне нельзя снова расплакаться. Смотри на звезды! Они горят в небе как драгоценности на темном бархате кафтана. Нигде не найти кафтана красивее!
— И вот настало время, — говорила я, — и Богиня призвала Эогана к себе. Наступил его срок двигаться дальше, освободить свой дух от этой жизни и отправиться вперед, навстречу следующей. Когда Богиня призывает тебя, отказаться невозможно. Но Эоган неотрывно думал о жене и подростке-сыне. Он сидел у древних обтесаных камней, там, где услышал зов Богини, и думал, как же он сможет оставить их? Как они справятся без него? Кто станет рубить дрова для его жены? Кто научит его сына охотиться? И тогда Богина наполнила его сердце мудростью, и он услышал: «Да, жена твоя станет горевать о тебе, но любовь укрепит ее силы. Она по-прежнему будет портнихой и вплетет свою любовь в каждый стежок сшитого ею платья. Твой сын лучше поймет своего ушедшего отца, постигая тонкости ремесла, азам которого ты успел его научить. Придет время, он тоже вырастет, станет мужчиной, полюбит и будет счастлив, и пронесет по жизни пытливое сердце и неукротимый дух, которые впитал, сидя на твоих коленях и слушая о твоих приключениях. Придет время, и твой дух снова объединится с ними, возможно, в прекрасном раскидистом дереве, дающем тень твоим внукам. А может быть, в ширококрылом орле, парящем высоко в небесах и смотрящем, как твоя любимая развешивает для просушки простыни на боярышнике, а она вдруг поглядит на небо, прикрывая рукой глаза. Ты будешь с ними, и они это поймут. Я не жестока. Я забираю и даю одновременно».
Я взяла Эвана за запястье, пытаясь нащупать пульс.
— Он все еще дышит, — тихо произнес Бран. — Но еле-еле. Не знаю, слышит ли он тебя.
«Долгую историю», — так сказал Эван, а это значило, мне надо продолжать. Осталось совсем недолго. Все тело у меня затекло и ломило. Я так устала, что боюсь, болтала невесть что.
— В тот день сын Эогана пошел в поле, проведать овец, и дошел до древних каменных глыб, поскольку любил проводить пальцем по их странным узорам. Длинные спирали, цепи из множества прелюбопытнейших звеньев, смеющийся волкодав, маленькое загадочное лицо… Но когда он пришел к камням, то увидел отца, обретшего вечный покой и лежавшего на земле, обратив глаза к небу. Мальчику не было еще и двенадцати, но он был сыном своего отца. Он скрестил руки Эогана на груди, закрыл его невидящие глаза, побежал в деревню и привел на место двух сильных мужчин с доской. И только потом тихо пошел и рассказал о случившемся матери. И все произошло так, как предсказывала богиня. Они горевали, но превозмогли горе и продолжали жить своей жизнью. Любовь Эогана придавала им сил. Она окутала их, подобно сверкающему одеянию, и сердца их оставались теплыми, а разум светлым, и его уход только сделал их сильнее. Она осталась также в душах его истинных друзей, чтивших его память в своих храбрых деяниях и отважных исследованиях. Эоган двинулся дальше, через Иное царство, навстречу следующей жизни. Но память о нем и его деяниях осталась чистой и светлой еще много лет после его ухода. Таково наследие достойного человека.
