Юлия Галанина - От десятой луны до четвертой
— Это ты верно заметила, — вдруг вклинился в мои думы золотой.
— Ты подслушиваешь? — обиделась я.
— Глупый вопрос. Я слышу — это большая разница. Приближается ночь, давай говорить, а то я боюсь, ты заснешь и свалишься с моей шеи.
— Давай. А о чем?
— О чем угодно. Ты уже производила детенышей?
— Нет пока.
— А в каких временных единицах вы измеряете свой возраст?
— В годах. Зима, весна, лето, осень — один год. Двенадцать лунных месяцев.
— Сколько тебе годов?
— Не годов, а лет. Восемнадцать.
— И сколько времени ты провела в Пряжке?
— Три года. А почему это ты спрашиваешь, а не я?
— Потому что если ты начнешь меня слушать, то уснешь. Что бы ты вообще хотела делать, если смутное время кончится?
— Я бы училась в нашем университете, — оживилась я. — Знаешь, какой в Ракушке университет! Я и Пряжку-то поэтому ненавидела, что они, сволочи, скопировали форму, опоганив содержание! Они думать нас отучали изо всех сил, разве такое можно им простить! Влезет Магистр на кафедру, начнет с нее список нижнего белья читать. Себя за это ненавидит и нас ненавидит.
— Ну и как ты боролась с этим?
— А я и не боролась. Я просто из вредности все равно думала не так, как предписывалось, а так, как папа учил. И вообще просто думала… Но все равно я столько забыла, столько потеряла за эти три года! Там ведь читать было совсем нечего, ты представляешь — нечего!
— Не представляю, — сообщил дракон. — А расскажи-ка мне, например, как управляется теперь Чрево Мира?
— Раньше были императоры, но последние лет сто их стали так часто убивать приближенные, что в одиночку трон занимать теперь никто не рискует.
Правят отдельные воинские подразделения, типа Легиона. Точнее высшие офицеры Легиона. Между собой они, конечно, договариваются о разделе власти, но перед обществом выступают одним целым. Никто не знает, кто там главный, кто второстепенный. А если кого-то и.убивают, особых потрясений это не вызывает, потому что ничего не меняется. Его функции, если они у него были, берут на себя остальные, и монолит остается монолитом.
Их так и зовут — Верховными. Это военные. Есть еще полувоенные — Служба Надзора за Порядком. Она пережила у Сильных все последние перевороты и позиции ее неколебимы. Она борется с внутренними врагами, пытается обезвредить мятежников и инакомыслящих. Вроде меня и моей сестры.
Ну и, конечно, гражданская власть, та хвост поджимает перед всеми. Правда, раньше сильны были жрецы, но что-то у них не заладилось во взаимоотношениях с военными. После этого дела у храмов таинственным образом пошли все хуже и хуже, и наконец объявили, что Сестра-Хозяйка не слышит своих детей, хотя возносить ей и Медбрату молитвы мы обязаны продолжать.
Никто ничего не понял, но жрецы окончательно стали гражданской властью. А наш пансионат принадлежит Службе Воспитания и Образования. Их все время хотят отдать под начало Службы Надзора за Порядком, но они пока сопротивляются.
— Почему? — удивился дракон.
— Это же элементарно! Если их присоединят к Службе Надзора, то по статусу они из Службы перейдут в разряд Подслужбы. А это и ранг ниже, и жалованье меньше. Вон, тот же пансионат возьми — воспитанницы и преподаватели идут по одному ведомству, охрана — по другому. Официально глава всего — Ректор, но начальник охраны ему фактически не подчиняется. У Ректора всех привилегий-то только что должность и цвет пишется с большой буквы, а начальник охраны- с маленькой. Мы даже питались по разному бюджету, у пансионата своя кухня, у военных своя.
— Это как-то очень мелочно для претендующей на солидность организации, — заметил дракон.
— Это основной принцип, система. Столица заведомо лучше, чище и выше провинций. Военный заведомо выше гражданского. Мужчина заведомо выше женщины. Сильный заведомо выше Умного.
— А у вас на юге?
— И у нас не без греха, — признала я. — Но все-таки не так. Если голова у тебя работает, все равно, мужчина ты или женщина. Мне кажется, у нас больше значения придают действительно делам человека, чем навешанным на него побрякушкам. Ракушка живет морем, ты можешь объявить себя хоть полубогом, морю это все равно. Или ты делаешь, или не делаешь. Вот и все.
А в Пряжке младшая надзирательница люто ненавидит старшую надзирательницу, и обе готовы придушить надзидаму, потому что тогда вакансия откроется. Они же всю жизнь этим и живут, не делом занимаясь, а подсиживая друг друга.
Но все это за спиной, тишком, а так друг другу улыбаются, подарочки на праздники дарят, строго по рангу, и яд при этом с клыков капает…
— Не злись, — остановил меня дракон. — Ты начинаешь заводиться. Зачем?
— Да по привычке. Просто все они старались нам доказать, что они умные, а мы дуры. Умные в силу должности. А я доверчивая, я людям верю обычно.
— Ну и верь дальше, — посоветовал дракон. — Что тебе до них? Они себя уже так наказали, как никто их не накажет. А как управляется Ракушка?
— У нас правит Совет Старшин. Переизбираемый через три года. Он назначает должностных лиц.
— Ты думаешь, это лучший способ управления?
— Не знаю. Лучшего вообще ничего нет. Но Ракушка ведь небольшая, там все друг друга худо-бедно знают. До войны мне казалось, что это очень разумный способ управлять. Но ведь мы проиграли…
— Не путай, — поправил меня дракон. — Не бывает одной причины, обычно их несколько и они переплетены. А потом очень трудно противостоять натиску системы, созданной для нападения. Иногда ее проще разрушить изнутри.
— Да, знаю, — подтвердила я. — Так наш Совет Матерей говорит, и Совет Отцов, и Коллегия Умных из Умных. Но, понимаешь, когда это еще будет. А у меня только одна жизнь. И я хочу рожать и растить свободных детей.
А вот сестра и ее друзья считали, что, вклинившись между разборкой двух армий, можно обернуть наше поражение победой. Вот им обе армии, похоже, и накатили.
— Они залезли на чужую территорию, — заметил дракон. — Уже одно это успех не гарантировало.
— Они хотели отрубить голову империи, — возразила я. — Тогда бы все развалилось. Но сил не хватило.
— Это романтизм, — менторским тоном сообщил дракон. — А в борьбе побеждают циничные практики.
— Не всегда, — возразила я.
— Не всегда, — подтвердил дракон. — Но чаще всего. На это возразить мне было нечего, и я замолчала. Плыла под нами ночная земля, темное небо очистилось от облаков, и все вызвездилось холодными звездами.
Блистал на талии Медбрата трехзвездный пояс. Лежала и с любопытством смотрела на спящее Чрево Мира Сестра-Хозяйка. Бежал по небу Тот Бык, неся на себе покрывало, которое она на него набросила.
