Ричард Адамс - Чумные псы
Я уже рассказывал тебе, какой хороший мой хозяин, и, знаешь, он так радовался бумажкам! Ничуть не меньше, чем пес, который обнюхивает столбик. А иногда, когда вечером он приходил домой из бумажного дома, он садился за стол и что-то царапал на еще одной бумажке, а потом выходил прогуляться и бросал эту бумажку в красный ящик, что стоял на улице неподалеку от нашего дома.
Ну так вот, как раз за этим хозяин и вышел из дома в тот вечер. В таких случаях он почти всегда звал меня, чтобы отправиться вместе, но в тот вечер он, наверное, не мог меня отыскать и, видно, подумал, что ничего страшного, дескать, на большую вечернюю прогулку мы можем сходить и попозже. Как бы то ни было, за ворота он вышел без меня. А минуты через две я подумал, отчего бы мне не отправиться следом за ним, просто так, развлечения ради. Понимаешь, я просто хотел удивить его. Я подождал, пока хозяин завернет за угол в конце нашей улицы, а потом выскочил из рододендронов и перепрыгнул прямо через ворота. Прыгал я тогда здорово. Этому научил меня хозяин. Он, бывало, говорит мне: «Прыг-скок, сахара кусок!» – а я, ничего не задев, перепрыгиваю через стол и получаю за это кусочек сахару. Ну вот, прыгнул я, значит, через ворота, побежал по улице и завернул за угол вслед за хозяином.
Большой красный ящик стоял на другой стороне дороги, и надо было очень осторожно переходить эту дорогу, потому что там часто проезжали легковые машины и грузовики. И все дело в том, что, когда хозяин брал меня с собой, он, как правило, держал меня на поводке и переходил дорогу в одном и том же месте, помеченном черной и белой краской. Через дорогу мы с ним переходили только там – и нигде больше. Впереди я увидел хозяина, он как раз приближался к этому самому месту, помахивая своей палкой и держа в руке бумажку. И тут я сказал себе: «Пора удивить его!» – и побежал к нему по черно-белым меткам на дороге…
Шустрик умолк и теперь просто лежал с закрытыми глазами на сырой соломе. Раф молча ждал, сильно рассчитывая на то, что Шустрик перестанет рассказывать и в итоге предотвратит или хотя бы изменит, должно быть, ужасную концовку. И то сказать, у кого из нас не было подобных мыслей, когда грустная история приближается к своей кульминации? Так афинские архонты казнили как лжеца брадобрея, который первым сообщил им о поражении в битве при Сиракузах, ибо разве из самого факта, что с брадобреем поступили как со лжецом, не вытекает, что он и впрямь солгал и, стало быть, никакого поражения не было?
Через некоторое время клонящаяся к западу луна осветила место, где лежали два пса. И этот прорвавшийся свет, казалось, положил конец тщетным попыткам Шустрика скрыть печальный финал своего рассказа; Шустрик открыл глаза и продолжил:
– Я был уже на середине дороги, но вдруг сзади услышал, как хозяин крикнул мне: «Шустрик! Стой!»
Как тебе известно, я всегда слушался хозяина и поэтому тут же застыл на месте. А потом… потом на дороге послышался страшный скрежещущий звук, и в то же мгновение подбежал хозяин, сгреб меня в охапку и отбросил в сточную канаву на другой стороне дороги. И пока я падал, я услышал, что на хозяина наехал грузовик… Ох, Раф, звук этот был ужасный! Я услышал, как хозяин ударился головой о дорогу – до конца дней не забуду! Голова хозяина на дороге…
Все кругом было засыпано битым стеклом. Я поранил осколком лапу. Из грузовика вылез человек, и другие люди сразу подбежали – сперва один-два, а потом все больше и больше. Они вытерли чем-то лицо хозяину – пол-лица было в крови, – и никто не обращал на меня внимания. А потом зазвонил звонок и подъехала большая белая машина, из нее вылезли люди в голубой одежде. Я рассказывал тебе, как хозяин разговаривал с таким звонком у себя в комнате, и я подумал, что, наверное, они приехали с таким же – только этот звонок был очень громкий, – подумал, что они хотят поговорить с хозяином, но он ничего не говорил. Он лежал на дороге как мертвый. Глаза его были закрыты, вся одежда в крови. Люди всё понимали… да, всё понимали. Водитель грузовика кричал и плакал – он был совсем еще мальчик. А потом голубой человек увидал меня, путавшегося под ногами, и схватил за ошейник. Тут подошла наша седая женщина в фартуке – казалось, там собрались все наши соседи по улице, – она взяла меня на поводок и увела к себе в дом. Но больше добра я от нее не видал – она явно ненавидела меня! Да и другие тоже! Она заперла меня в угольном чулане, но я так выл, что в конце концов она выпустила меня и оставила в кухне.
Я плохо все помню, но хозяина я с тех пор больше не видел. Неверное, его закопали в землю. Так уж у них водится, сам знаешь. А на следующий день пришла Энни Моссити. Она стояла в дверях кухни и смотрела на меня. Никогда не забуду ее взгляда. Думаешь, она сказала хоть словечко такому несчастному псу, как я? Ничуть не бывало! Она что-то буркнула седой женщине, и они ушли. А на следующий день она опять пришла, на этот раз с корзинкой, сунула меня в нее и повезла в машине. Машина была не наша, она пахла ею. Энни Моссити везла меня долго, а потом отдала белохалатникам. Ни минуты не сомневаюсь, что она поступила так, желая, чтобы со мной случилось что-нибудь ужасное.
– Оттого ты так часто и говоришь мне, что упал? – спросил Раф после долгого молчания, однако Шустрик ничего не ответил, и Раф продолжил: – Плох этот мир для животных. Ты, наверное, и впрямь упал – с неба то есть. Но ведь нельзя вернуться туда, откуда ты пришел. Нельзя. Так что все в прошлом, Шустрик. Это не может повториться.
– Нет, может… и повторяется, – тихо сказал Шустрик. – Это ужасно. Дело в том, что люди способны на вещи, которые значительно хуже, чем просто покалечить тебя или заморить голодом. Они могут изменять мир – и мы с тобой видели как! Но теперь я понимаю, что сделали они это через меня. Вышло все, как хотела Энни Моссити. Уж не знаю, что на мой счет говорила она белохалатникам, но теперь я уверен, что все плохое исходит из моей башки, и несчастья происходят снова и снова. Они зарождаются у меня в башке, а из нее выползают в мир, как черви из мяса, и превращаются в мух. Когда мы с тобой сбежали от белохалатников, мы думали, что люди подевали куда-то все дома и парки. А на самом деле это я их уничтожил. Помнишь водителя грузовика, который тем утром бросал в меня камни? Так вот, он знал, кто я такой. И человек с овчарками тоже знал. Случившееся с моим хозяином повторяется снова. К примеру, та белая машина со звонком – ты же сам говорил, что видел ее у моста. Человек с добрым голосом – тот самый смуглолицый мужчина с машиной у моста – это я убил его. Говорю тебе, нет теперь иного мира, кроме как раны у меня в башке, и ты, Раф, тоже там. И я не хочу выходить оттуда – хватит с меня! Если я смогу умереть и покончить со всем этим, я останусь здесь да так и сделаю. А может, я уже умер? Или, может, даже смерть тут бессильна.
