Ольга Денисова - Придорожная трава
– Да честное слово! Кто еще меня там мог по спине хлопнуть?
– Ну что ж я с тобой не поплыл, а? – Сережка искренне расстроился.
– Он нас с тобой вместе звал, когда потеплее станет. Так что погоди чуть-чуть, будет тебе водяной с его подводным царством.
Залесский вышел из избушки с неприятным осадком на душе. Он ожидал совсем другого разговора, он считал, что предлагает плотнику слишком выгодную сделку, и тот с радостью ухватится за нее, да еще и останется по гроб жизни благодарным своему благодетелю. Его отказ был совершенно нелогичным, непонятным, а потому вызвал еще большие подозрения.
Возможно, Вероника права, и кто-то на самом деле стоит у плотника за спиной. Ну что ж, это не так сложно будет выяснить. Залесский не любил использовать силовые методы в борьбе с конкурентами, но если речь пойдет о безопасности его семьи, то он не станет выбирать средства для защиты. И тем более считаться с какой-то мелкой сошкой, путающейся под ногами. Зачем проводить дорогостоящее расследование, когда хватит пары часов и двух профессионалов, чтобы выяснить, причастен плотник к неудачам его проекта или нет? Даже если он и не имеет к этому отношения, этих двух часов будет вполне достаточно для того, чтобы он навсегда запомнил, что нельзя подходить к покупателям, и с радостью согласился продать свой домик «Сфинксу».
Густые сумерки окутали долину, над теплой землей стелился туман – майские ночи оставались прохладными. Залесскому показалось, что в этом тумане, поднимающемся ему до колен, может прятаться неведомая опасность, настолько он был густым, Алексей не видел даже собственных щиколоток. Во влажном воздухе звуки разносятся далеко, и на полпути к дому он внезапно услышал отчетливый всхлипывающий звук. Залесский остановился и прислушался – шагах в пятидесяти от него тихо плакал ребенок. Долина – пустынное место, единственный ребенок, который тут находился – сын плотника. Но, судя по голосу, это дитя было слегка помладше, лет четырех-пяти.
Конечно, ребенок мог заблудиться, наверняка в поселок к концу мая понаехало немало дачников, в том числе с детьми. Залесский свернул с асфальтовой дорожки и направился в сторону плачущего чада.
– Эй, малыш! – позвал он. Плач смолк, но ответа он не услышал.
Он прошел еще немного, и услышал детский голос чуть дальше и в стороне от того места, к которому двигался. Это из-за тумана – в тумане трудно определить направление, откуда идет звук. Да и расстояние оценить можно неправильно.
– Малыш! – снова крикнул он, но только тихий плач был ему ответом.
Возможно, ребенок боится, и не верит, что к нему идет его спаситель. Хочет спрятаться, но перестать плакать не может. Наверное, не стоит кричать, можно напугать его еще сильней.
Залесский перешел через мост и шагнул на соседний с его домом участок. Туман здесь поднимался выше, чем над асфальтом, и он опасался, что пройдет мимо ребенка и не заметит его. Плач раздавался на другой стороне будущего двора, у самого леса. Но едва он приблизился к этому месту, так сразу понял, что снова ошибся с направлением – проклятый туман – идти надо дальше и левей. А может, ребенок испугался и пытается убежать? Может быть, надо успокоить его?
– Эй, малыш! Не бойся! Я тебя не обижу! – крикнул Залесский, ускоряя шаг, – я отведу тебя домой!
Прозвучало это несколько фальшиво, ему хотелось вложить в свои слова искреннее участие, и он немного переиграл. Не удивительно, что плач отдалился от него снова.
Залесский обогнул свой забор и оказался на опушке леса. Детский голосок слышался в глубине густого ельника. Ну что ж, по крайней мере, в лесу нет тумана. Он пересек мшистую опушку, глубоко погружаясь спортивными тапками в мягкие кочки, и слегка промочил ноги. Зато под елями было сухо – землю устилал сплошной ковер высохших игл, такой густой, что сквозь него не пробивалось ни одной травинки. Колючие лапы опускались к самой земле, приходилось не только раздвигать их руками, но и перешагивать через особенно толстые нижние сучья.
– Послушай, малыш! Не бойся меня! Не убегай! Ты можешь заблудиться.
Залесский отлично знал, что лес этот тянется вперед на много километров, и, попав в него, ребенок может заблудиться и погибнуть. И ему совсем не хотелось своей неосторожностью послужить причиной трагедии. Он пошел быстрей, продираясь сквозь ельник боком и спотыкаясь о низкие ветви и выпуклые, изогнутые корни. Если в долине стояли густые сумерки, то в лесу уже стемнело. Если ребенок замолчит, то у него не останется ни единого шанса найти его в этих колючих зарослях.
И тут плач и впрямь смолк. Залесский остановился, прислушиваясь.
– Малыш! – позвал он как только мог ласково, – малыш, где ты? Не бойся!
Вокруг было тихо. Совершенно тихо, неестественно тихо.
– Малыш! Отзовись, я потерял тебя!
Неожиданно в темноте, внизу, между еловых веток мелькнула тень, и Залесский обрадовался было, но тень повернула голову в его сторону, и взгляд его уперся в две светящиеся зеленые точки. Его окатила волна ни с чем не сравнимого страха – липкого и тошнотворного. Ноги приросли к земле, и дыхание оборвалось. Между тем нечто с горящими глазами, стоящее перед ним на четвереньках, медленно выпрямилось и поднялось в полный рост. Огромный рост.
– Это хорошо, что ты любишь детей, – прорычала вытянутая клыкастая пасть прямо ему в лицо. Длинные руки раскинулись в стороны, опираясь на два ствола, как будто перегораживая дорогу. Человеческие руки. Залесский открыл рот и не смог выдавить из себя ни звука. Чудовище походило на медведя, поднявшегося на задние лапы, только морда больше напоминала волчью. И на ногах у него были надеты самые настоящие лапти. Только в ту минуту забавным это Залесскому вовсе не показалось.
Чудовище выбросило руку вперед и цепко ухватило его за кадык. Залесский попытался крикнуть, но из горла вырвался только сдавленный хрип.
– Никто не услышит твоих криков, – медленно проговорило чудовище, – и никто не придет тебе на помощь.
Залесский, задыхаясь, вцепился в его руку, пытаясь освободиться, но силища в ней была нечеловеческая. Рука была холодной и гладкой как корень дерева. И такой же твердой. Залесский почувствовал, что задыхается, страх смерти заставил его забиться изо всех сил, но рука приподняла его над землей как игрушку, обхватив горло под подбородком. Он успел вдохнуть, но понял, что еще немного, и шейные позвонки не выдержат веса его грузного тела и переломятся, как прут. От боли и ужаса из глаз побежали слезы, он захрипел, пытаясь попросить о пощаде, но не смог издать ни одного членораздельного звука.
– Ну что? – чудовище притянуло его лицо к своей морде, – по-моему, разговор у нас получается.
