Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Начало
— Это точно, — подумав, согласилась я.
Яркий солнечный денек встретил меня на пороге. Я, все еще стоя на ступеньках, повертела головой по сторонам, соображая, куда бы еще направить свои стопы. Меня словно что-то толкнула вправо. Чуток удивившись, обычно, причем, клянусь, совершенно не нарочно, выбирались левые дороги, я сбежала по ступенькам. И уже уверенно, — раз мне туда хочется, даже если самой еще толком неясно почему, значит, я туда пойду! — двинула к соседнему с серым храму. Этот был сооружен из громадных белых камней, эдакие кирпичики для великанов, и, в пику большинству прочих сооружений, тоже ничем снаружи декорирован не был. Красота простоты! Преодолев ровно тринадцать невысоких ступеней, на которых не было заметно потертостей то ли по причине крепости камня, то ли из-за малочисленности прихожан, я опять в полном одиночестве вперлась в помещение.
Нет, на сей раз внутри кто-то и что-то было. Из кого-то я увидела пятерых мужчин в белых балахонах, что-то среднее между ризой и парадной одеждой куклуксклановца. Разновозрастные особи мужского пола занимались чем-то своим священным. Трое лопотало нечто неразборчивое, пара подливала какой-то жидкости в горящие неярким огнем чаши перед скульптурой. На постаменте, как памятник, был водружен мраморный мужчина с мышцами культуриста. Из всей одежки парню дали только набедренную повязку. В длинных руках он держал здоровенный меч и книгу. Грозное спокойствие позы и выражение лица явственно говорило, что я вообще-то белый и пушистый, но, случись чего, и врагу не поздоровиться, огребет по полной программе и мечом и книгой, так что не сразу очухается или не очухается вовсе. Каменная книга, на мой взгляд, была даже пострашнее клинка.
Человеки-служители в светлых бесформенных хламидах глянули на меня, но не выспрашивать по какому поводу заявилась, ни выпирать за порог не стали, стоит себе девушка и стоит, мужчины вернулись к своим обязанностям. Шестой их сотоварищ как раз раскатывал на каменном полу перед статуей какой-то жесткий даже на вид, но длинный коврик с изображениями мечей и книг.
— Почтенная магева ищет справедливого суда? — раздалось у меня над самым ухом. Я так и подпрыгнула. Чуть сзади от меня стоял, прегнусно ухмыляясь — получил удовольствие, напугав бедную девушку — высокий тип, чья мускулатура могла бы поспорить с рельефами здешней статуей. Где он был, когда меня в школе в высоту сигать заставляли, я б тогда все рекорды одним махом побила, а может, и самого Бубку за пояс заткнула.
Тяжелая нижняя челюсть изверга, карие глаза, вовсе не теплых тонов, темные с едва уловимым медным отливом волосы, пара мечей за спиной (вон рукояти в кожаной обмотке торчат) были подстать его статям. Одежда же весьма скромной: серая рубашка да черные брюки. Ниндзя что ли?
— Ну вот еще, — огрызнулась я. — Своих врагов я магией бью, а если очень достанут, могу и рожу расцарапать, а по судам таскаться, это не их, а себя на мучения обрекать!
Внимательные глаза обежали меня, задержались на длинный ноготках (обожаю длинные острые ногти, а если они с красным или черным лаком, да еще узорами из завитушек, так вообще кайф!) и мужчина кивнул, то ли оценил шутку, то ли, правда, поверил в мои способности.
— Кстати, а что это за храм? — уточнила я, пользуясь случаем.
— Гарнага — бога-судьи, — кивнул в сторону статуи воин. — Неужто не признала?
— У нас за суды Фемида отвечает, — бессовестно воспользовавшись знанием мифологии, соврала я. — Баба с весами, мечом и завязанными глазами. Последнее — для пущей беспристрастности, но наводит на нехорошие мысли и анекдоты о слепом правосудии, впрочем, книга в руках вашего Гарнага не лучше. Небось, закон символизирует, но держит он ее так, словно готов в первого встречного запустить.
Мужчина коротко хохотнул:
— Есть такое.
— Эй, а почему тут никого из прихожан нет? Неужто все этого парня, — я скосила глаза на статую бога, — так опасаются?
— Сегодня день покаяния для приговоренных, их скоро приведут, — просветил меня собеседник. — Никто, кроме жрецов, в Храм не заходит. Ну, магевы и маги не в счет.
— А ты? — удивилась я, не чуя в вооруженном мужчине ни капли таланта, из-за отсутствия такового или собственной природной тупости.
— Я — палач, — скромно признался он и прищурился, стараясь уловить, как отреагирует девица. Опять что ли напугать задумал или шокировать?
— Вау! Правда? — я искренне восхитилась и подалась к джентльмену редкой, а в моем мире так и почти вымершей профессии.
Мужчина чуток шатнулся от меня прочь:
— Ты чего, палача что ли не разу не видела?
— Нет! Только иллюстрации в книгах, — я с новыми силами принялась рассматривать воина как музейную редкость. — Ты первый! И чего ты на меня такими дикими глазами смотришь? Чего ждал, чтоб я испуганно завизжала или плеваться начала? Ну если очень хочется, так скажи! Могу и повизжать и поплеваться!
— Не надо, — почесал щеку палач. — Я вообще-то охранник, купцы, обозы, ну и так далее. Только этой зимой мой наниматель решил рискнуть и жирный куш сорвать, пока морозы не вдарили, обоз повел в Патер из Сурдины. Дождина всю дорогу лил ледяной, не переставая, так он захворал, поначалу все кашлял и сморкался, а потом и вовсе в горячке слег, да помер. Ни мага, ни лекаря при обозе не случилось. А как до города добрели, с нами никто расплатиться и не подумал. Я совсем на мели оказался, товар кредиторы захапали, наш хозяин, видишь ли, чуть ли не половине города задолжал, дивлюсь, как самого-то в рабство не продали. Ну, без монеты в карманах пытался к стражам приткнуться, а и у них набор только-только прошел, не на разбой же мне было идти. Вот тут как раз палача и начали искать, тот, что до меня был, на улице шмякнулся и башку о крыльцо проломил. Я подумал, хуже, чем есть, мне уже не будет, вот и нанялся. Слушай, а чего я тебе все это рассказываю? — неожиданно остановился и удивился воин. — Колдовством что ль мне язык распустила, а, магева?
— Вот еще, — фыркнула я и тоном знатока пояснила: — Это у тебя типичный синдром попутчика проявился!
— Чего? — не понял собеседник, но на всякий случай нахмурился.
— Синдром попутчика, — повторила я, глядя на мужчину с сочувствием. — Такое бывает, если что-то долго в душе держишь, а выговориться хочется, совесть облегчить или просто так потрепаться за жизнь, а не с кем, стыдно или опасно. Тогда первому же незнакомцу готов душа нараспашку открыть, коль уверен, что выговоришься, а потом вы каждый своей дорогой пойдете.
— А-м-гх, — многозначительно прокомментировал мою речь мужчина и тут же, сбрасывая минутную неловкость, заметил, заслышав снаружи пронзительный, раздирающий уши хриплый звук некоего музыкального инструмента, над которым безжалостно издевались какие-то дилетанты: — Вот и приговоренных ведут.
