Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома
На стволе осталось две или три ветви, когда дерево таки упало наземь, а наш героический фавор уже стоял в нескольких шагах. Секиру он держал параллельно земле. Громкий щелчок — и верхняя ее часть вместе со страшными полукружьями лезвий, разматывая тонкую цепь, устремилась к одинокому дереву метрах в восьми от бенефетанта и с громким чмоком прошибла его насквозь. Резкая волна по цепи — и дерево с грустным треском раскалывается, а секира с визгом рубит жестчайший кустарник, продираться сквозь который пожелать можно только врагу. Пролетая между двух молодых деревьев, каким-то странным образом почти перерубает оба так, что они остаются висеть только на тонюсеньких лоскутьях коры, походя разваливает крепкий пень и, содрав старое гнездо с дерева, успокаивается в руках у счастливого обладателя чудной игрушки.
— Охренеть, — высказал я общее мнение.
В китайских фильмах я видел кудесников, демонстрирующих искусство гибкого копья, но там был такой маленький остренький наконечничек, а наш кунфуист, пожалуй, особо не напрягаясь, и тяжеловооруженного воина развалит.
Тивас кашлянул.
— А как это называется?
— Смертоносное умение, — удивленно глянул на него Унго. — Нас учат этому с раннего детства.
— А Брунгильда?
— У каждого дома свои секреты, скрытые от чужих, но теперь достойный Саин — мой фавор. И знать он должен мое умение. С помощью наших звенящих сестер мы легко взбираемся на кручи и на стены. За то особо ценимы аладаром. Люди нашего дома берут крепости. Нет нам равных и в их обороне.
— А как же… — И я указал на алебарду.
— Это умение любого окола. Мало кто устоит против фаланги роардов. Однако, когда строй рассеян, врагов надо убить как можно больше.
— Слабо представляю себе воинство, могущее удержать атаку даже полусотни таких как вы, Унго.
Унго слегка смутился.
— Есть враги, что могут выстоять.
Мне совсем не захотелось знакомиться с этими врагами.
— Большая честь противостоять околу на роарде, еще большая — победить его, — воздев палец над головой, выдал очередной афоризм Унго. — Однако умелый окол хорош и без оружия. — И закрепив Брунгильду в зажиме на спине Хайгарда, он отошел от нас на пару шагов.
Резко хлопнул и превратился в вихрь ударов, атак и уходов. В его движениях не было змеиной гибкости кунфуеров, жесткого напора каратеков, медвежьей жесткости русбоя. Это могло напомнить летающих тэквандистов, если не было бы столько артистично. Унго изредка отталкивался от земли, все остальное время проводя в воздухе. Дяденька в полтора центнера весом, без какой-либо закономерности размахивающий конечностями, мог бы показаться комичным, если бы не стонущий под страшными ударами воздух, если бы не неуловимые смазанные движения, завершаемые жесткой фиксацией, если бы не непредсказуемые продолжения атак, если бы не лихие удары из абсолютно невероятных положений в не менее невероятных направлениях.
Дыхание воздушного акробата почти не сбилось, когда он в пару флягов оказался рядом с нами.
— Окол должен уметь биться и на расстоянии. — И с этими словами достал из очередной складки на своем транспортном средстве небольшой арбалет.
Изящной игрушкой смотрелся тот в мощных ручищах товарища фавора до тех пор, пока, резко защелкав, не выпустил с десяток коротких толстых стрелок, почти по оперение засевших в древесине нестарого дерева метрах в сорока от нас почти идеальной линией.
Опасный у нас был спутник. Весьма опасный.
Да собственно, и ситуевина у нас была такая. Не будешь опасным — сам дурак. Как говорят в американской морской пехоте: «Будешь выглядеть как пища — тебя съедят». Друг же наш если и выглядел как пища, то уж весьма-таки экзотичная. Что-нибудь, но обязательно в глотке застрянет.
— Это тоже умение каждого окола? — позволил себе проявить любопытство Тивас.
— Жаль, но не каждого. Оружие это весьма дорогое. Зовется голкас. Ваш соратник получил его из рук самого аладара. Как один из лучших. У обычных околов оно стреляет лишь раз. Затем требует перезарядки. И не все владеют им столь умело, — без лишней скромности закончил Унго. — Иначе никто бы не смог противостоять воинам аладара, — с легкой грустью добавил он.
«Да, не все так просто у вас, дружище», — подумалось мне.
Порадовали мы друг друга нашими талантами, собрались и поехали навстречу свершениям.
Ближе к полудню равнина сморщилась холмами, и ехать нам пришлось уже с большей опаской, кто ж его знает, что там за следующим взгорком.
Нашего нового спутника интересовало совершенно все. «Что здесь произрастает?», «Сколь многочисленны селяне?», «Плодородны ли земли?», «Сколь много селяне отдают владеющим оружием за защиту от недобрых людей и злой нечисти?», «Оружны ли селяне и владеют ли знанием о военном строе?» На все эти вопросы он получал подробнейшие ответы от нашего чернокожего информатория. Насколько я понял, существовала здесь любопытнейшая социальная организация, чего-то схожего в истории моей родной реальности не имевшая. Что-то совершенно идеальное. Идеальные крестьяне, идеальные лендлорды, даже разбойники и те вполне идеальны. Героические отцы-утописты могут отдыхать. Их модели бытия рядом с тем, что здесь расписывает добрый дядя Тивас, просто бандитский Гарлем какой-то. Все довольны и всем хорошо. Я так напрочь не могу понять, как в этом мире, похожем на наидобрейший компьютерный квест, мог появиться какой-то парнокопытный гад, который умудрился затеять всю эту бучу. Пока еще у меня не было возможности пообщаться с аборигенами, владеющими свежей информацией, но то, что я слышал от Тиваса, а ему мне пока нет никаких оснований не доверять, говорило за то, что это действительно чрезвычайно выверенный, жестко, возможно даже искусственно, сбалансированный социум. В макросоциологии я, честно говоря, слабоват, но неприличное количество фантазийных произведений, прочитанных вашим покорным слугой, заставляют сделать грустноватый вывод. В каждом идеальном или хотя бы стремящемся к идеалу обществе может найтись индивидуум или группа таковых, которым не нравится существующее положение вещей. Так, скорее всего, получилось и здесь. Слишком мало информации для того, чтобы делать какие бы то ни было выводы.
Кто это мог сделать? Кто-то, кто может отвечать целому ряду требований. Это должен быть человек достаточно могущественный, настолько, чтобы до момента захвата власти располагать возможностью укрыть от взоров благодарных зрителей множество статистов.
— Обрати свое высокое внимание, достойный Саин, на странных людей, преграждающих нам путь.
Я отвлекся от горнего и обнаружил, что мы действительно стоим и не с вульгарной целью отдохновения, а потому как дальше нас не пускают. Поперек дороги стояли восемь верховых с легкой небритостью на физиономиях. В кажущихся несерьезными кольчугах они тем не менее агрессивно направляли на нас предметы, классифицированные мной как копья, прикрывали свои грудные клетки железными щитами и недобро поблескивали на нас глазками из-под кольчужных же капюшонов, всячески демонстрируя неодобрительное отношение к нашему присутствию. Я был озадачен. Эти ребята не подходили абсолютно ни под одну категорию лиц, о которых мне говорил наш духовный лидер.
