Светлана Кобелева - Цикл правления
— Ее сердце бьется.
— Ты что, жалость проявляешь? — улыбнувшись, спросил Ортус.
— Я растил ее, выкармливал своей силой — она, как ребенок…
— Хватит лирических высказываний о детях и любви к ним. У нас есть более важные дела.
— Ты прав.
Встряхнув головой, Гиртих прищурил глаза и прикоснулся к субстанции второй ладонью. Искры вновь заплясали, радуясь его прикосновению.
— Ты только не сопротивляйся, малышка, — добавил он.
Шар потемнел, предчувствуя свою погибель. По его поверхности проскочили багровые молнии.
— Распаковывай нашего Дарта, и мы устроим ему небольшое испытание.
* * *Томмер, хозяин таверны "Веселый кабачок", одетый в серую суконную рубашку и темно-зеленые штаны, стоял у стола посреди своего кабинета, вороша стопку бумаг.
— Ингрэти, где мои вчерашние подсчеты? Куда ты дела бумаги?
— Они на столе, — отвечала жена. — Ищи внимательней.
— Ну, где? Я ничего не вижу.
Мужчина еще раз деловито прошелся по комнате.
— Иди сюда и сама все найди!
Раздались шаги, и в комнату вплыла слегка полноватая женщина:
— Ну что в этих документах такого важного? Чего ты так разволновался?
— Чего, чего… нам сегодня за кредит расплачиваться! И еще эти проценты в придачу… А ты знаешь, сколько это выйдет?!
Женщина, слегка покраснев, ответила:
— Нет!
— И я нет, но вчера знал… когда подсчеты проводил, а теперь не знаю, где их найти.
— Ничего, успокойся. Сейчас все найдем… Да вот же они! На столе, как я и говорила, — она взяла нужные ему бумаги и шлепнула ими мужа по лбу, — под папкой лежали.
— Я же там смотрел, честное слово, смотрел! — с этими словами он виновато чмокнул жену в щеку. — Спасибо за неоценимую помощь, дорогая.
— Ладно, тогда, если что, я буду на третьем этаже убирать комнаты.
Как только Ингрэт вышла из кабинета, Томмер сел за стол и сдвинул все ненужные документы в левый угол, погрузившись в изучение нужных.
— Так, посмотрим еще раз…
Но лай собак отвлек его от насущных размышлений.
— Ну, кого там еще принесло? Ингрэт, пойди посмотри, кого нам боги послали! Ингреэта! — но ответом на его зов было лишь молчание.
— Видно, и вправду, пошла прибираться в комнатах. Придется самому, — бурча, Томмер стал спускаться вниз, чтобы открыть калитку.
Когда он дошел до середины лестницы, раздался звон колокольчиков, висевших над входной дверью.
— Да иду я уже, иду! Чего трезвонить!
Мужчина подошел к двери и широко ее распахнул. Перед ним стоял молодой парень, в руках он держал простенький конверт:
— Здравствуйте, — паренек опустил голову, — меня, это… из деревни к вам послали… велели, это… передать, — и он потряс письмом в воздухе.
— Ну, проходи, раз послали… От кого письмо?
Юноша шагнул внутрь.
— От Дарта.
— От Дарта, говоришь! — левая бровь мужчины медленно поползла вверх, а лицо расползлось в улыбке. Он торопливо распечатал послание и погрузился в чтение.
— Дорогой, что за гости к нам пожаловали? — вниз по лестнице неспеша спускалась Ингрэта.
— Гость, принесший хорошую весть! Юноша, ты, наверное, устал с дороги?
— Да нет, только ноги немного ноют.
— Присядь… Ингрэта, принеси супа, не видишь, гость кушать хочет!
— Да что же все-таки случилось? Может, ты объявишь своей жене радостные вести? Авось они в наш дом еще больше радости принесут.
— Нас собирается навестить Дарт со своими родителями.
— А это и впрямь хорошая новость. А что пить подавать?
— Вина, конечно, вина.
— Ну, тогда я побежала.
— И заруби гуся! Сегодня будем пировать.
* * *— Дорогая, по-моему гусь уже почти готов.
Ингрэт подошла к жаровне и повела носом:
— Муженек, ты сегодня превзошел самого себя!
— Да ладно тебе… скажешь тоже. А сколько прошло времени с ухода гонца?
— Часа два, не меньше.
— Ага, значит, гости скоро будут. Накрывай потихоньку на стол. А я займусь своим кулинарным шедевром.
В жаровне и вправду томился кулинарный шедевр. Хрустящая корочка покрывала запеченную тушку гуся, обложенного яблоками и черносливом.
— Дорогой, кажется, залаяли собаки. Пойди посмотри.
— Бегу, — Томмер развязал фартук, бросил его на стул, и только в дверях вспомнил о том, что нужно полить блюдо соусом. Он развернулся, схватил тарелку с соусом и вылил его на гуся. Потом взял в руки маленькую деревянную лопатку и быстрыми мазками профессионала размазал жидкость по корочке.
— Все, готово!
— Ты откроешь?
— Да, уже почти открыл, — с этими словами хозяин таверны бросился к двери, вытирая руки о штаны, и впустил внутрь человека громадного роста в темно-коричневом плаще.
— Здравствуй, Дарт! Ты, вроде, подрос! А где твоя мать, отец, сестричка?
Лицо Дарта озарила улыбка:
— Нету…
— Понятно… А что там за крики на улице?
* * *— Как ты думаешь, он их убьет?
Ортус и Гиртих стояли возле горящего дома и смотрели на еще целую таверну. Вокруг бегали люди, слышались крики и проклятия. Неподалеку раздался плач ребенка и потом быстро стих.
— Наши люди выжгли всю деревню, здесь ничего завтра не останется, кроме, конечно же, пепла. А Дарт справится. Я в него верю.
— Посмотрим, Гиртих, посмотрим.
В таверне погас свет, послышался тяжелый удар об пол и крики женщины, а также плач ребенка.
— Вот видишь, уже справился. Теперь ты уверен в его хладнокровии?
— Уверен. Пойдем отсюда, здесь гарью пахнет.
* * *Пепел покрывал землю. Ни одно здание не осталось целым хотя бы наполовину, кроме таверны, которая, слегка покрытая гарью, одиноко стояла посреди теперь уже пустого поселка. Вскоре после ухода магов подожгли и таверну. Но пламя не смогло охватить даже маленькой части трехэтажного здания. Внезапно пошедший дождь потушил царящий вокруг огненный хаос. Позже некоторые стали говорить, что в этот день произошла страшная трагедия, и что даже боги оплакивали погибших…
Однако никто не знал, что один из постояльцев третьего этажа остался жив. Он был бродячим бардом, который скрывался от закона. После всего пережитого он написал самую знаменитую из своих песен:
Сожжен я буду на костре…
Мой пепел пусть развеет ветер,
Но память разорвет года.
Я не колдун и не бессмертен,
А рыцарь вольного пера.
По миру шел я без сапог,
Биенье сердца грело душу.
И честь щитом я сделать смог,
Пером я правду не нарушил.
