Виталий Абоян - Вирус забвения
– Колдуешь? – спросил появившийся на пороге Краб.
Краб был совладельцем «Клещей». Особенного дохода паб сегодня не приносил, но позволял сводить концы с концами. Краб был человеком пожилым, но в былые годы он успел поработать ломщиком. Настоящим ломщиком, а не тритоном – во времена легендарного Сорок Два он уже давно отошел от дел.
– Пишу программы, – объяснила Лиса. – Когда здесь все начнется, времени будет мало. Все должно быть готово заранее.
Краб кивнул, с интересом наблюдая за ползущими по экрану цифрами.
– Мы такого не писали, – с уважением в голосе произнес бывший ломщик настоящему.
– Они изменили прошивку. Вы пользовались совсем другими программами. Приходится изворачиваться. Повезло, что наши ребята смогли уловить суть новой системы.
– Ты права: взлом – это не налет тритонов, – в голосе Краба послышались нотки неприязни, – его готовят долго и тщательно. У тебя должно получиться.
– Твоими бы устами…
– Ладно, заканчивай тут – пойду глушить «тарахтелку».
Краб запускал дизель, когда требовалось подзарядить оборудование, которое он применял в работе паба. Лиса пользовалась каждой секундой, когда провода оживали, да и «раллер» тоже требовал подзарядки.
Ломщица закрыла крышку «раллера» и вытащила из разъема «балалайки» психопривод.
– Краб?
Хозяин паба остановился на пороге.
– Да?
– Ты знаешь, что мы будем ломать?
Краб усмехнулся.
– Догадываюсь.
– Ты что-то задолжал Бойду?
Бывший ломщик вернулся в комнату и присел на диван. Именно на тот, как он рассказывал, на котором спал Сорок Два.
– Мы все кому-то что-то задолжали, – сказал он. – Но если ты имеешь в виду, что я делаю то, что делаю, не по доброй воле – ты ошибаешься.
– Этот взлом может стать для меня последним.
Краб кивнул. Никакой обреченности, ломщик всегда готов к тому, что рано или поздно настанет момент истины: подведут помощники, не успеешь уйти от погони, проколешься на входе. И еще одна очень притягательная концовка – нет, ломщики, как и все нормальные люди, не были лишены инстинкта самосохранения, но… – некоторые не возвращались из сети, мозг не выдерживал информационной нагрузки.
– И для тебя – тоже, – добавила Лиса.
– Ты боишься?
Лиса замялась. Как-то нехорошо признаваться в собственной слабости, ведь такова жизнь ломщика, ее никто не заставлял заниматься тем, чем она занимается. Но…
– Да, – Лиса кивнула. – Я не знаю, смогу ли я… Как будет…
– Ты боишься подвести других, – подвел за Лису итог Краб. – Он тоже боялся.
– Сорок Два?
– Да. Но делал. Продолжал развивать идею, приближал эпоху Цифры. Ему приходилось предавать друзей, а это страшней, чем оставить свои мозги там, в сети.
Свет погас. Скорее всего в баке дизеля закончилось топливо. Лиса с Крабом во мраке, разгоняемом только призрачным светом экрана «раллера», придерживаясь руками о стену, поднялись наверх в зал. Здесь царил полумрак. Посетителей не было.
– Скажи, Краб, что такое эпоха Цифры? Мир без запретов, рай ломщиков, свобода информации? Ведь так не бывает – это анархия, хаос, а не эпоха Цифры. Это путь разрушения. Для того, чтобы расти, человек должен что-то созидать, а мы – ломщики, тритоны, – мы только разрушаем, пытаясь что-то доказать тем, кто строит от нас защиту. Мы работаем вхолостую: одни создают никому не нужные препоны, другие из последних сил ломают их. Поэтесса писала, что человек получит власть над Цифрой. Но что он будет с ней делать, с этой властью?
– Для этого и нужны пророки, – объяснил Краб.
Но Лиса все равно ничего не поняла.
– Для чего?
– Чтобы узнать, что делать с властью. Как правильно ею распорядиться. Ты права – мир Цифры сегодня лишь придаток. Ты ломаешь для того, чтобы кто-то получил власть. Не новую, ту, что уже есть. Ее только нужно отобрать у одних и отдать другим. Что от этого получит Цифра?
– Свободу. Не сейчас, возможно, через несколько лет.
– Ты действительно веришь в это?
Лиса сжала губы. Нет, она не могла сказать, что безоговорочно верит в скорое наступление эпохи Цифры. Скорее это что-то вроде мечты, попытки выдать желаемое за действительное. Детская игра, если разобраться.
– У нас нет чего-то. Чего-то главного, – сказала Лиса.
– Сорок Два тоже так считал, – улыбнулся Краб. – Он хотел доказать всему миру, что Цифра сильна, что ее адепты на каждом шагу и истинно преданны ей. Что из этого получилось – знают все.
– Тогда как?..
– Цифра в Цифре. А наш мир – место, где человеку суждено бороться вечно.
– С кем?
– С самим собой. Все Традиции обещают спокойную жизнь. Но никто не обещает ее прямо здесь – спокойная жизнь только для избранных, только праведников возьмут в иной, счастливый мир.
– Но ведь Цифра – это не загробная жизнь, – не поняла его Лиса.
– Сеть – это средство коммуникации. Очень удобное и эффективное. В ней нет никакой мистики. А Цифра – это что-то иное. Бинарный код: великая сложность, созданная базовой простотой. Если настоящий мир Цифры где-то и существует, то мы с тобой сейчас наверняка очень далеко от него.
– Ты объясни, Шотландец, зачем мне все это надо, – сказал Зелимхан Гейдоев, главарь крупной банды, промышляющей в южных районах Punkground.
С остальными кланами Бойд договорился давно. Не все понимали прямую выгоду, кто-то ее на самом деле не имел, но Шотландцу удалось уговорить всех. Кроме Гейдоева. Этот жестокий и недалекий лидер держался на своем месте только из-за того, что ему просто не хватало ума влезть во что-то по-настоящему серьезное. Всем было на него наплевать – и соседним кланам, и безам.
Основной довод, который видел лично для себя Бойд, для Гейдоева будет пустым звуком, он вряд ли поймет услышанное. Поэтому сообщать, что для развития нужно меняться и двигаться вперед, не стоило. Ему нужно четко указать направление, где этот самый «вперед» находится. Да и как двигаться – тоже. И ни в коем случае не заикаться об альтернативе: однажды двинувшись вперед, было два варианта – или измениться и стать больше, значительней, или умереть.
Для Гейдоева наиболее приемлемым, судя по всему, был третий вариант: оставить все как есть, залечь на дно и продолжать стричь купоны, которые с каждым днем становились все менее значимыми.
– Твои парни торгуют «синдином»? – спросил Бойд.
– Послушай, ты за мной следишь? – возмутился Гейдоев.
Влезать в дела других кланов считалось дурным тоном. Если, конечно, кланы не враждовали. Это Бойд знал. Но реально две трети преступного бизнеса в Эдинбурге, в том числе и в Punkground, давно были под контролем клана Шотландца. И это знал Гейдоев. Но война, даже небольшая, сейчас не входила в планы Бойда.
