Андрэ Нортон - Волшебница Колдовского мира (пер. А. А. Смирновой)
Она улыбнулась и тщательно закрыла флакон. Затем сделала жест в сторону Айлии, которая сидела и смотрела в пространство невидящими глазами.
– Ей нужно побыть некоторое время в безопасном месте, – сказала Орсия. – Она не нашей крови, и то, что она видела, лежит на ней тяжелым грузом. Когда мы будем в Долине, Дахаун может дать ей лучшее лечение, чем мы.
Она повернула голову к ночному ветру.
В нем не было миазмов Зла, и хотя было хотодно, чувствовалось возобновление жизни.
Глубоко вдыхая этот воздух, я чувствовала, как благодаря сердечной помощи Орсии с меня свалился один из моих тяжких грузов.
Большая часть нашей группы уже отдыхала.
Рентанцы, подогнув под себя ноги, пережевывали жвачку и думали свои думы, не похожие на наши, но столь же выразительные.
Орсия все еще сидела между мной и Айлией.
Она взяла меня за руку и испытующе взглянула на меня.
– Тебе лучше, сестра?
Если это означало вопрос, я ответила даже с большей твердостью, чем сама была убеждена.
– Да. Моя Власть вернулась почти полностью.
– Твоя Власть, – повторила она. – Если ты нашла то, что тебе дорого, береги это, Каттея.
Я поняла, что она в сущности имела в виду. Пожелав ей, в свою очередь, спокойной ночи, я завернулась в плащ и уснула.
Если в душистой жидкости Орсии было благо, то оно, похоже не сработало. Едва я закрыла глаза, как оказалась на гребне, где мы делали из земли наше маленькое войско. Я снова коснулась пальцами последнего шарика и назвала имя, которое не хотела произносить. На этот раз шарик остался просто землей, а тот, чье имя я назвала, вырос передо мной не такой, каким я его видела в последний раз в его пустой, разрушенной цитадели, а такой, каким он был в моем первом сне, когда он сидел в кресле и смотрел на открытые им Врата.
Он посмотрел на меня, и было что-то в его взгляде, от чего мне хотелось отвернуться, но я не могла.
– Ты вызвала меня на Битву Мертвых, – сказал он, не вслух, а мысленно. – Значит, ты боишься меня… или ненавидишь?
Я собрала все свое мужество, чтобы ответить честно:
– Я боюсь тебя, вернее, боюсь того, что ты можешь сделать, будучи тем, кто ты есть. Твои дни в Эскоре прошли. Не поднимай там снова своего знамени.
И как если бы моя настоящая мысль выплыла наверх, чего я боялась больше всего, я увидела позади него развернутое знамя, желтое, как солнечный свет на золотом песке, и на нем скрещенные жезл и меч.
– Не поднимать знамя, – повторил он задумчиво. – Значит, ты думаешь, Каттея, волшебница и колдовская девушка, что мои дни прошли? Я не сержусь на тебя, потому что между нами никогда не будет правителя и подчиненного. Но я предвижу, что ты еще пожелаешь этого знамени. Зови его, когда понадобиться.
Я собралась с мыслями, чтобы он не влиял на меня.
– Я хочу только, чтобы ты оставался в своем месте, Хиларион, и не ходил в наше. Я не призываю на тебя зла, потому что уверена, что ты никогда не шел с Тенью. Но оставь нас в покое!
Он медленно покачал головой.
– У меня нет армии, нет ничего, кроме меня самого. А за тобой долг, потому что ты назвала меня именем мертвых. Когда настанет время, весы уравновесятся.
Больше я ничего не помню. Остаток ночи я крепко спала и проснулась с неопределенным предчувствием, что наступивший день будет полон опасностей и злоключений, но в первые часы после того, как мы оставили лагерь, мне казалось, что я ошиблась.
Мы ехали прямо на запад. Рентанцы не мчались, как накануне, но все-таки бежали очень быстро и, казалось, не чувствовали веса всадников. Вскоре мы узнали, что если сарны-всадники и Серые потеряли наш след, то мерцающее нечто унюхало его. Скорость у него была не больше нашей, хотя оно вроде бы постепенно догоняло нас.
Я видела, как два зеленых всадника, которые скакали в арьергарде, то и дело оглядывались назад. Я сделала то же, и мне показалось, что я вижу вдалеке мерцание. Оно распространяло впереди себя какое-то влияние, замедлявшее наши мысли, туманившее мозг. Оно действовало и на тело, так как каждое движение давалось с трудом, рентанцы тоже начали поддаваться ему.
Яркий солнечный свет побледнел. Между ним и нами протянулось тонкое облако, и мы дрожали от холода, словно Ледяной Дракон вылез из своей берлоги и дышал на нас.
Бег рентанцев сменился рысью, а затем и шагом, но и он с трудом давался им.
В конце концов передовой, на котором ехал Кемок, громко закричал, и все остальные остановились. До нас дошла мысль передового рентанца:
– Мы не можем двигаться, пока эти чары не уйдут.
– Эти чары, – быстро откликнулась моя мать, – выше моих способностей. Нужны знания другого рода. Я не имела с ними дела.
Холод моего тела сравнялся с холодом моего внутреннего страха. Я была уверена, что мать может бросить вызов любому Злу, в этой замученной стране и бороться с ним.
– У меня есть магическая вода, – сказала Орсия, – но она слаба против того, что сейчас охотиться за нами. А у тебя Кемок?
Брат покачал головой.
– Я назвал бы великие имена и получил бы ответ, но не знаю какое имя может иметь с этим дело…
В этот миг я вспомнила то, что знала я одна – кто может встать против нашего преследователя. Я назвала его среди мертвых тогда, сама не понимая, почему. Если я позову его сейчас, то для смерти, потому что на нас уже лежало ее дыхание, и тот, кто вступит в эту битву, должен иметь такую мощь, какой нет ни у кого.
Даже Мудрые женщины Эсткарпа должны были работать сообща для своих великих чар.
Я могу позвать его, и он ответит и может быть, погибнет. Так говорил мне мой страх. Может ли женщина позвать человека на смерть, если знает об этом заранее?
Если я это сделаю, то не ради своей жизни, а ради жизней тех, кто может создать хорошее будущее для этой страны. Я соскользнула со спины рентанца и побежала назад, к невидимому существу. На бегу я звала на помощь, как зовет погибающий.
– Я вызываю… твое знамя… !!!
Почему именно так я сформулировала свою просьбу – не могу сказать. Но мне ответила золотая вспышка через все небо.
Она несла с собой тепло солнечных лучей, которые так странно ушли от нас.
Под знаменем стоял Хиларион. Не глядя на меня, он повернулся к тому созданию, и в его руке был не обнаженный меч, а жезл мага.
Он поднял жезл, как воин салютует своим мечом, прежде чем нанести первый удар.
Салют был четким, официальным, он содержал вызов тому, что преследовало нас.
Последующего боя я не видела. Мерцание до того усилилось, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Но одну вещь я могла сделать и сделала: то, что требовал от меня Хиларион, когда он был еще Пленником Зандора, я теперь отдала ее добровольно, без его просьбы. Я послала ему всю свою силу и Власть, опустошая себя полностью.
