Элизабет Бойе - Сердце дракона
— Отличное место для драугов, лучше и не придумаешь, — продолжал Скальг. — Когда-то доккальвы лелеяли честолюбивую мечту устроить там небывалые копи, но сейчас Хьялмкнип — скопище запутанных ходов и обвалившихся пещер, которого избегают даже тролли. Да и нам бы лучше держаться от него подальше.
— Но Дирстигг… — начал Бран. — Где же Дирстигг?
Скальг вздрогнул в замешательстве.
— Дирстигг!.. Ну да, конечно. Мне показалось, ты имел в виду что-то другое… Не тревожься, дружок, я вас выведу к Дирстиггу… если, конечно, нас не занесет в самую гущу битвы между Хьердисборгом и Микльборгом, а именно это нам, похоже, и грозит, как ты полагаешь, Кольссинир?
Кольссинир много чего полагал и довольно долго бранил Скальга за то, что старый плут завел их в такое опасное место. Путники повернули на юг и заночевали в небольшой пещере. Кольссинир и Скальг с головой погрузились в изучение карт, но без особого успеха-то ли Скальг не в силах был указать, где находится Дирстигг, то ли попросту не хотел. Спор затянулся надолго, а тумана и сырости между тем прибывало. Когда ранним утром пришла очередь Брана стоять стражу, воздух пахнул так, точно его исторгали болота Ведьмина Кургана. Ингвольд, покидая свой пост, шепнула:
— Мимо нас к Хьялмкнипу прошла не одна сотня драугов.
Однажды мне даже почудились вопли Призрачных Всадников, а где Всадники, там жди и самого Миркъяртана. Надеюсь только, что Скальг соображает, куда он нас ведет. Если он опять предаст нас, ему не жить, даже если мне придется удушить его собственными руками. — Ее бледное лицо в полумраке светилось решимостью.
— Да и мне все это совсем не нравится, — согласился Бран. — Боюсь, на сей раз нам Миркъяртана не провести. Он наверняка уже знает от Скарнхравна, что драконье сердце не у тебя, а у меня.
— Может, отдашь мне сердце? — спросила Ингвольд. Я бы снова ускользнула вместе с ним.
— Только не сейчас и не одна. Я сберегу для тебя драконье сердце, покуда мы не доберемся до Дирстигга, и уж тогда Миркъяртану не будет нужды тебя преследовать. Хотя я и трус, Ингвольд, я сумею стерпеть все, что он ни придумает, чтобы вынудить меня отдать сердце. Знаешь рабы — народ упрямый.
— И дочери вождей — тоже. Я не допущу, чтобы ты погиб из-за меня!
Бран встал на стражу и теснее запахнулся в плащ, спасаясь от пронизывающей сырости.
— Если ты ждешь, что я сейчас отдам тебе драконье сердце — не стоит. Отправляйся спать и даже думать об этом забудь. Я, Ингвольд, давно уже решил, как быть с амулетом, и что теперь со мною ни случиться — произойдет это не из-за тебя или еще кого-то, а только из-за меня самого.
Ингвольд ушла, оставив его бодрствовать в одиночестве, и началась самая долгая и безысходная стража, какая только выпадала Брану на его памяти. Воздух был пропитан затхлой вонью древних могил и курганов, и то и дело до Брана доносились звуки, похожие на шуршание опавших листьев — это проходили невдалеке отряды драугов.
Когда наконец рассвело, утро не принесло ни радости, ни облегчения. Туман лег на землю стылой росой, мелкий дождь падал на путников, пытавшихся развести костер и состряпать скудный завтрак. Огонь так толком и не разгорелся, и в конце концов они кое-как сгрудились в сомнительном укрытии под нависшей над головами скалой и грызли сухой хлеб, который нечем было запить, кроме тепловатого чая, по вкусу напоминавшего сено, вымоченное в холодной воде. Очень скоро всех их потянуло в путь. Кольссинир определил, что идти надо на северо-запад, и путники с опаской двинулись сквозь туман, который поднялся к полудню, но к вечеру лег еще гуще прежнего.
Путникам пришлось наскоро устраиваться на ночлег. Они мечтали о тепле костра, но сколько ни удалось отыскать хвороста или коры — все было насквозь пропитано сыростью и пламя никак не желало разгораться. Наконец Кольссинир заклинанием сотворил небольшой огонек, чтобы согреть чаю, осыпая его лестью вперемешку с угрозами, когда пламя шипело и едва не гасло.
— Проклятый туман, — бормотал он. — Уверен, это ледяные чары, и навели их Миркъяртан и Хьердис, чтобы подготовить штурм Микльборга. Остается лишь надеяться, что в Микльборге к этому готовы. Эх, если б только я был там! Уж я бы устроил из проклятых драугов такой костер, что небесам стало бы жарко, а Миркъяртан счел бы, что Скарпсей для него чересчур теплое местечко…
Скальг приподнял край отсыревшего капюшона, который сполз ему на глаза.
— Но ведь от таких чар огненная магия… гм… отсыревает, Кольссинир. Или нет?
— Ты бы заткнулся, — проворчал Пер. — Это ведь из-за тебя забрели мы невесть куда в поисках того, кто, неизвестно даже, жив или нет. С тех пор, как мы миновали те пещеры да копи, где как будто засел Миркъяртан, я не знал ни минуты покоя. А теперь мы повернули назад, и мне это ничуточки не нравится.
— Нет, мы выбрали правильный путь, — заверил его Скальг.
— Нам нельзя здесь мешкать, иначе попадем в самое пекло сражения, а уж это понравится тебе еще меньше.
— А еще мне кажется, что ты задумал сыграть с нами очередную шуточку, — продолжал со злостью Пер. — Похоже, у тебя вошло в привычку, едва поблизости окажется Миркъяртан, изменять своим же клятвам ради собственной выгоды.
— Не правду ты говоришь, — отозвался Скальг с оскорбленным видом. — Мы бы никогда не нашли Кольссинира, если б я в Ландборге не сделал вид, что хочу продать своих рабов!
— Это кто же сделал вид? — вмешалась Ингвольд. — А как насчет Кольссинировых пятидесяти монет? А еще раньше, в Ведьмином Кургане…
Бран устало поднялся на ноги.
— Отстою первую стражу, — бросил он в гущу спора, сомневаясь, услышал ли его хоть кто-нибудь.
Миновала еще одна ночь, наполненная шорохом неутомимого движения драугов и тяжелым стылым туманом, от которого поутру пальцы немели и становились такими неловкими, что прищемить их, седлая и навьючивая коней, было обычным делом — все это никому не улучшило настроения. Бран скоро обнаружил, что Факси овладел дух непокорства — конь отказался даже подпустить к себе Скальга, чтобы тот мог поставить ногу в стремя, так что пришлось Перу отдать Скальгу собственного коня и двинуться пешком — а пешее путешествие никогда не прибавляло ему доброго расположения духа. Кольссинир торопился и рычал на всех подряд, а Скальг надоедал всем до смерти своим нытьем — они, дескать, взяли слишком сильно к западу.
Бран погонял Факси, стараясь, чтобы она не отставала от других лошадей, но упрямую старую клячу не так-то легко было пришпорить — казалось, Факси доставляет какое-то извращенное удовольствие плестись позади всех, сколько Бран ни грозил и ни улещал его. Когда Бран ударил его, хитрец тотчас захромал и прижал уши, поджимая задние ноги, точно собирался сбросить седока. Разозлившись, Бран спешился и зашагал прочь. Факси принялся щипать траву, не сводя глаз с хозяина, и время от времени делал несколько шагов ему вслед, а затем как ни в чем не бывало продолжал пастись. Бран знал, что старый конь не упустит его из виду и скоро нагонит его своей обычной озабоченной трусцой.
