Юлия Галанина - Кузина
А пробей сейчас кто-нибудь отверстие в золотом шарике, медленно парящем над зелёной полосой – и тавлейская магия выскользнет из оков, покинет своё узилище, растворится в болотах. Для неё нет никакого интереса оставаться в заключении. Она ничья, она только притворяется нашей.
И мы только притворяемся. Притворяемся и притворяемся. Ничего настоящего. Ни дружбы, ни любви, ни почвы под ногами. Сплошные иллюзии, причудливые фантазии, осуществляемые магическим сердцем миров.
Вот и я сейчас привычно притворяюсь, что всё великолепно, и даже верю в это. А кто-то будет притворяться, что восхищён мною, хотя на меня ему плевать, он восхищён Аль-Ниламом. И ни для кого это не будет тайной, но все мы будем делать вид, играть в лицемерные игры, от самих себя скрывая то, что на самом деле движет нами. Чтобы сохранить свои иллюзии, чтобы убедить себя, что мы не позолоченные, мы насквозь золотые. Что мы не ловим золотыми сетями дразнящую нас магию Тавлеи, а она сама, добровольно, течёт в ловушку, безмерно счастливая тем, что попалась.
Ещё бы убедить себя в том, что точно так же рада утренняя роса, осевшая на паутине, да только не получается никак. Роса живёт в своём мире, паутина с паучками – в своём, поднимется солнце, прогреет землю – и испарятся блестящие капельки, даже не заметив, где они задержались в утренней стылости, на чём осели.
Маленькое золотое солнце уже почти подошло к маленькой серебряной фигурке рака. Остались последние мгновения. Все напряглись, стараясь не пропустить этот миг, разглядеть всё. Есть поверье, что когда шарик достигает фигурки, можно загадать желание. Верят в это лишь дети, но загадывают все до одного.
Что же загадать мне? Ни единого желания… Несбыточные загадывать глупо, а сбыточные – противно. Верить не во что, надеяться – бессмысленно. Загадать, чтобы засыпать было не страшно? Или чтобы не открывать утром глаза с чувством полной обречённости, предопределённости всего? Чтобы было радостно? Такое невозможно… Чему радоваться-то?
Словно подтверждая невесёлые раздумья, что-то закололо аккурат там, где вырез на спине кончался и начиналось непосредственно платье. Не то попало что-то, какая-нибудь блестинка с потолка, не то колючий кончик золочёной нити выбился из шва и впился в кожу. Я задёргалась, зашевелила и спиной и бедрами, пытаясь избавиться от колющей меня штуки. Вроде бы стало легче.
Было так тесно, что затылок ощущал дыхание стоящего позади. И тут я почувствовала ещё кое-что: определённая часть тела того, кто стоял сзади, притиснутый толпой ко мне, недвусмысленно обрадовалась этому соседству.
Дело житейское, даже приятно, что без слов оценили твой внешний вид, хорошее, значит, платье попалось, и волосы удачно уложены, и движения по душе пришлись. Какой словесный комплимент так честно выразит, что ты нравишься?
Поэтому искусственная улыбка на моём лице сменилась естественной. И стало интересно, кто это мне так рад? Я отвлеклась от горестных дум, сосредоточилась на ощущениях. Забавно… Обернуться было невозможно – Солнце вот-вот вступит в Рак – и я просто подняла глаза к ближайшему зеркалу. И оторопела.
Позади меня стоял Бесстрастный в чёрном плаще с серебряным драконом на плече.
Никакой радости на его лице не было: напротив, он был в шоке и полном смятении.
И второе незыблемое правило Тавлеи рассыпалось в прах.
Глава двенадцатая
Изумруд, жемчуг, сапфир, рубин, сапфир
В этот миг золотой шар накрыл серебряную фигурку, раздались поздравления хозяевам замка, монолит толпы стал рассыпаться.
Я снова глянула в зеркало – позади меня никого не было. Драконид исчез.
Кругом суетились люди, весь зал пришёл в движение. Теперь можно было и веселиться, есть и пить, танцевать и затевать новые интриги.
Вокруг стало не в пример просторней: народ рассредоточился по замку в поисках увеселений.
Я даже засомневалась, а не привиделось ли мне всё это? Может быть, почудилось? Решила найти Драконида, чтобы убедить саму себя, что не страдаю видениями. А может, он уже готов: лишился своей абсолютной магии и не дышит? У них ведь, по-моему, или – или… Интересно же!
Я обошла все залы, проверила дворики и смотровые площадки на башнях. Кругом царило веселье – а Драконида не было. Мелькали серебристые драконы на плечах – но это были другие Бесстрастные. Я разозлилась, вспыхнул охотничий азарт. Черпнула оберегами магии побольше, попыталась отыскать след исчезнувшего.
Куда там. Не нашла. Вернулся, скорее всего, в свой орден.
Буйная радость кругом стала меня раздражать, нахлынула усталость, захотелось спрятаться ото всех, посидеть там, где тихо, спокойно и уютно. Где хорошо думается и никто не мешает.
Побрела в библиотеку, не домой же возвращаться, к постылым думам и тяжким снам.
Эта часть замка была тёмной и пустынной. Ни огонька в коридоре, только луна светила в высокие окна, любопытствовала.
Створки двери были приоткрыты, я заглянула.
В библиотечном кабинете, уставленном высоченными, под потолок, книжными шкафами, мерцал маленький магический огонёк, отражался в оконных стёклах, зажигал на близстоящих переплетах слабые отсветы в позолочённых или посеребрённых буквицах.
Я проскользнула в приоткрытую дверь, замерла на пороге, прислонилась к дубовому косяку. Арка входа была глубокой, в ней лежала чёрная тень, укрывшая меня.
Драконид был здесь, сидел и читал. Тоже пытался найти спокойствие и тишину, привести мысли в порядок, а взбунтовавшееся тело в привычное состояние. Светился неярким светом огонёк над страницами, не болотный, болезненно-зелёный, а чистый, как язычок пламени, тёплый, жёлтый. Драконид читал.
От него прямо веяло мягкой силой, никуда его магия не делась, она была его неотъемлемой частью и совершенно не требовала, чтобы ради неё чем-то жертвовали. Его магия была отнюдь не мелочной, абсолютная магия могла себе это позволить.
И он был другой, совсем другой, чем те, кто окружал меня. Магические силы его были настолько огромны, что он не выпячивал их, как тавлейские маги, бахвалясь мощностью своих оберегов, а сдерживал, потому что для истинной магии здесь было тесно, как тесно океанскому кораблю на речном мелководье.
И ещё он был очень милый.
Он настолько бережно держал книгу, что мне подумалось: так поддерживают головки новорожденных младенцев. Я глядела на его пальцы, и мне вдруг страстно захотелось, чтобы они касались не книжного переплёта, а моей кожи.
Лицо Драконида было задумчивым, хмурились иногда брови, а иногда улыбка вспыхивала в глазах, когда он находил в строках что-то, что веселило его. А я смотрела на него из темноты и чувствовала, как все его чёрточки западают в душу, отзываются там чем-то волнующим.
![Брайен Фрил - Колесо фортуны [=Кристал и Фокс]](/uploads/posts/books/271641/271641.jpg)
