Александр Зорич - Сборник "Круг Земель"
Все тело жутко чесалось, но как раз чесаться было ни в коем случае нельзя – на расчесанном месте спустя непродолжительное время появлялась очередная свежая язва. Шет лежал на кровати, стараясь двигаться как можно меньше, ибо каждое движение вызывало в нем приступы боли.
Язвы, невесть откуда взявшиеся за ночь, к вечеру обсыпали все тело, и даже на ушных раковинах несложно было заметить намеки на будущие изъязвления. Шет лежал и ждал лекаря. Загадочно улыбаясь, Урайн, который, по своему обыкновению, навещал его ранним-ранним утром, когда солнце еще не взошло, обещал Шету лучшего лекаря из всех, каких он только знает.
Не то чтобы обещанный лекарь вселял в Шета надежду на выздоровление. Он был уверен: источником болезни является колдовство Урайна. Стало быть, от нее едва ли излечишься с помощью лекаря, посланного Урайном же. Однако Шет все-таки ждал врачевателя. Желание видеть нового человека было сильнее трезвых умозрений.
– Ты умрешь, – заключил тощий лекарь, втирая в его ногу, облепленную язвами, какой-то настой. Столь же бесполезный, сколь и дурно пахнущий.
– Это я знаю и сам. – Шет едва шевелил губами, высохшими и побелевшими, словно они были густо намазаны известью.
– И я ничем не могу помочь тебе, – хриплым голосом сказал лекарь.
– И это я вижу, – шепотом ответил Шет.
– Ты беззащитен, словно новорожденный. – Лекарь невесть зачем продолжал язвить душу варанца, и без того задыхающуюся в изъязвленном теле.
– Молчи, – просипел Шет. – Или я вырву твой язык. Лекарь недобро ухмыльнулся.
– И даже из него ты не сваришь никакого путного снадобья. Но ты нравишься мне, и я помогу тебе. А ты когда-нибудь поможешь мне. – Лекарь теперь шептал ему в самое ухо. – Мое имя – Синфит. А мой совет перед твоими глазами.
Лекарь выхватил откуда-то из-за спины и швырнул Шету в лицо багровый плащ с изумрудной каймой.
Шет окс Лагин собрал воедино всю бойцовскую ярость, какая еще сохранилась в его изможденном теле. Он резко выбросил из-под покрывала руки, надеясь залепить змеиные уста лекаря печатью вечного молчания.
Но тот – юркий, как ящерица, – вывернулся и быстро отскочил к дверям. Шет со стоном боли и отчаяния уронил голову на подушку.
– Мое имя Синфит, – повторил лекарь и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, Шет закрыл глаза. Он почувствовал, как жар его тела отступает перед холодом комнаты. Его охватил первозданный ужас при мысли, что вскоре его рукам суждено стать такими же холодными, как и камни цитадели Урайна.
Он, Шет, не падет с мечом в руках под грохот корабельных барабанов, не умрет в семьдесят лет от любовного восторга над атласнокожей южанкой, а сдохнет, как паршивая шавка. Тело молодого варанца сгниет раньше, чем семя его души освободится от оков плоти и, как говорят северяне, вознесется в поля Святой Земли Трем.
Наверное, чтобы отсрочить этот момент, Шет с трудом расправил и натянул на себя багровое, с изумрудной каймой покрывало из нежного варанского атласа, в котором он конечно же не мог не узнать отвергнутый позавчера плащ. Урайн подобрал ключ к воле Шета.
Он чувствовал жгучий стыд и хотел умереть. Он чувствовал первое облегчение за двое суток и не хотел еще раз испытать ужас бесчестной смерти. Тяжелые, свинцовые волны океана бились о борт корабля, уносящего все его мысли, желания, сны, воспоминания и чаяния в Святую Землю Трем.
Смерть бестолкова, словно слепой котенок. Шету хотелось вписать еще несколько достойных строк в геду своей жизни, но на это уже не было ни сил, ни желания.
Часть третья
СЕВЕР
Глава 12
ПОВЕЛЕВАЮЩИЕ ТРАВАМИ
562 г., первая неделя месяца Эюд
Карта не лгала Элиену – ее правдивость подтверждалась самой природой. Элиен быстро нашел ориентиры, которые были даны ему на карте в полосе зеленых кудряшек между синевой моря Ноторов и угрожающей серо-желтой плямой пустыни Легередан.
Лес, покрывавший побережье, был влажным и густым. Элиен шел по едва заметной тропке, которую он принял за звериную. Впрочем, он не исключал возможности того, что она была проложена людьми.
Элиен знал, что шествует землями ноторов. Также ему было известно, что этот народ немногочислен и дик. По крайней мере, именно так отзывался о них Сегэллак, когда в свое время рассказывал ему о землях, соседствующих со стылыми песками пустыни Легередан.
Сегэллак говорил, что ноторы не имеют городов, а стало быть, и государства. Однако народ этот славен своими знахарями и колдунами, которые при всей дикости своих сородичей некогда могли тягаться с самыми искушенными жрецами Гаиллириса.
Элиен помнил, что судьба наделила дикий народ ноторов способностью понимать язык трав и деревьев и что, не будь у них этого дара, они давно вымерли бы, не в силах противостоять нездоровому климату этой местности и подступающим с севера пескам Легередана.
Но ни одного поселения, ни одной крохотной деревеньки ноторов Элиен не примечал, хоть и смотрел во все глаза. Он не исключал, что, возможно, его-то ноторы как раз приметили, но, будучи боязливыми от природы, сделали все необходимое для того, чтобы оставаться в тени.
В пользу этого свидетельствовали кое-какие знаки, которые Элиен обнаруживал, продвигаясь вперед. К их числу относились, например, угли свежего костра и блеяние коз, которое однажды ему удалось слышать в отдалении. Козы не смогли бы выжить в таком лесу без помощи человека, ибо тут же стали бы добычей хищников, чьи горящие жаждой крови глаза окружали Элиена в ночное время.
– Каких опасностей следует остерегаться здесь в первую очередь? – спросил Элиен у раковины Леворго.
– Трав и деревьев, кустов и лиан, – ответила раковина, лаконичная, как всегда.
Элиен не понял, что имеется в виду. То ли следует полагать, что за каждым кустом таится опасность, то ли сама растительность является опасной. Но в каком смысле опасной? Ядовитой? Плотоядной?
* * *Как Элиен и предполагал, влажный лес становился реже, всем своим видом намекая на близость пустыни Легередан. Следующий участок Знака Разрушения проходил как раз через пустыню, и это, мягко говоря, не радовало.
Пески Легередана в северной поэзии снабжались устойчивыми эпитетами “коварные”, “непостоянные”, “стылые” и “хищные”. Считалось, что без искушенного проводника пески не одолеть – каждый неосторожный шаг мог стоить жизни.
