Владимир Корн - Звезда Горна
– Извините, ваше сиятельство, нас задержал сожженный на перевале мост. – Мой голос тоже не имел никаких оттенков, простая констатация факта.
– А то, что произошло в Счастливках, – это тоже было необходимостью?
– Нисколько не сомневаюсь, ваше сиятельство, что вы поступили бы точно так же.
Герцог на минуту задумался, затем кивнул, соглашаясь. А вообще он мне нравился – сухой, убеленный сединами старичок с живым темпераментом и острым умом.
– Поймать Говарда Лютого – это большая удача, скажу я вам. Сколько, говорите, вас было?
– Тридцать один человек, ваше сиятельство.
– А ваших врагов?
– Сто двенадцать.
Цифра более или менее точная, поскольку неизвестно, сколько именно бандитов успело спастись, перебравшись через речку.
– И это были его лучшие воины, личная сотня. Но вам, барон, не привыкать побеждать в таких ситуациях… – С этими словами он слегка коснулся висевшего на моей груди ордена, полученного за Кайденское ущелье.
Я давно привык к тому, что мне не надо искать неприятностей – обычно они сами меня находят. Иногда даже самому удивительно, что до сих пор умудрился остаться живым. А еще странно то, что мы только что прибыли, но герцог, оказывается, уже в курсе всего, что с нами произошло. Не иначе Тромар успел послать гонца с вестью. Только почему я этого не видел?
– И сколько, барон, вы потеряли своих людей?
– Одного, ваше сиятельство. Есть еще несколько раненых, но очень легко. Все они смогут продолжить путь.
– Однако… И как же вам это удалось?
– Я стараюсь собирать только лучших людей. Это дорого, но дело, как видите, того стоит.
Я вспомнил разговор со своими людьми, когда постарался объяснить им, что сила нашего отряда измеряется мастерством самого слабого бойца. Чем оно выше, тем выше и наша общая сила. Немногие могли бы выдержать такой жесткий тренинг, который предлагали воинам моего отряда «дикие». Но парни посвящали ему все свободное время, а учителя у них были знатные.
– Говальд, конечно, не останется в Тромере. Его закуют в кандалы и отправят в столицу под усиленным конвоем, я уже дал соответствующие распоряжения. Не сомневаюсь, что и ее императорскому величеству будет любопытно на него поглядеть.
Надо же – оказывается, личность широко известная, а я о ней и не слышал никогда.
– Чем же он так прославился, ваше сиятельство?
Герцог недоуменно посмотрел на меня, но ответил:
– Этого Говальда по праву называют Лютым. Он настоящий садист и получает удовольствие от мук людей, пытая их лично. Счастливки – далеко не единственное селение, от которого ничего не осталось после того, как он в них побывал.
Кстати, барон, за него назначена приличная награда, за живого или мертвого, так что она по праву ваша. Кроме того, я опишу обстоятельства его поимки, что, надеюсь, станет для ее величества приятным сюрпризом. Говальда пытались поймать уже много лет, и все это время он оставался неуловимым. Еще я надеюсь, что Тайная стража получит от него необходимые сведения о том, где расположены его тайные логова, и нам наконец удастся навести порядок в здешних чащобах.
Пока раскрутятся колеса государственной машины, бандиты тысячу раз успеют скрыться, действовать нужно прямо сейчас, немедленно. А что касается Янианны – боюсь, что ее совсем не обрадует, что я принимал в поимке непосредственное участие, особенно если узнает о соотношении сил. Ну да ладно, до этого еще далеко, глядишь, и забудется. А вот написать письмо и отправить его вместе с почтой герцога обязательно нужно, надеюсь, что это обрадует Яну хотя бы чуть-чуть…
– Что-то мы с вами заговорились, барон. Даю вам день отдыха, а послезавтра отправимся в путь. Кстати, сегодня вечер у наместника, и вас там будут ждать.
Я сидел в огромном шатре верховного дормона вардов и смотрел на причудливые тени, отбрасываемые языками пламени многочисленных светильников. Должность верховного дормона у вардов выборная, но вот уже пару столетий все они избираются из одного семейства, так что можно смело говорить о наследственности власти. Не сомневаюсь, что Тотонхорн, который является дормоном сейчас, передаст власть своему старшему сыну, Тотайшану. Но до этого еще далеко, дормон выглядит не старше сорока. В шатре мы сидели вдвоем, пили напиток, вкусом и цветом здорово напоминающий кумыс, но называющийся согоном, и разговаривали уже второй час.
Добирались мы сюда почти неделю, двигаясь вдоль правого берега реки Мусталы, притока Арны, – город Тромер расположен в месте их слияния. Поначалу встреча с дормоном планировалась в самом Тромере, но Тотонхорн на это не пошел и пригласил в свои степи. Двигались мы неспешно, разбивая лагерь каждый вечер как будто на века – хорошо хоть герцог сменил свою карету на верховую лошадь, иначе весь путь пришлось бы нести ее на руках, поскольку дороги как таковой не было вовсе. Словом, на то, что могло занять лишь пару дней, потребовалась почти неделя.
Тотонхорн ждал нас в условленном месте, раскинув стойбище на берегу Мусталы. Кочевники – они и есть кочевники, вся жизнь у них проходит в поисках травы, корма для их бесчисленных стад и отар. Сегодня они здесь, а завтра травы окажется мало, и они уйдут на новое место, оставив за собой лишь черные пятна на месте очагов да вытоптанную землю.
Мы прибыли уже под вечер и в этот день успели лишь раскинуть лагерь. Своих людей по просьбе герцога, очень похожей на приказ, я расположил на самом краю, между нашим лагерем и кочевниками. Не знаю, что бы это дало в случае возникновения конфликта, поскольку кочевников, считая только воинов, было не менее пятисот человек.
Утром, когда рассвело, люди герцога и люди Тотонхорна глазели на камуфляжную расцветку наших палаток – зрелище, доселе ими не виданное. Ну и пусть, привыкнут, как привыкли к цвету обмундирования моих бойцов. Солдаты, сопровождавшие герцога Иллойского, поначалу тихо подсмеивались над ними, но язвить даже не пытались – у всех на слуху была наша схватка с бандой Говальда, которая убедительно свидетельствовала о высоком воинском мастерстве парней.
Кочевники, люди непосредственные, смеялись открыто, тыкая пальцами, пока из одного из шатров не вышел Коллайн.
Анри, одетый в униформу, как и все мы, взглянул на противоположный берег реки, зевнул и опять зашел внутрь. Когда он снова появился, в руках у него был штуцер. Опустившись на одно колено, он пристроил ствол ружья на колышек, к которому была привязана распорка шатра, и с одного выстрела завалил пришедшего к водопою на той стороне Мусталы оленя. Затем, не говоря ни слова, опять скрылся в шатре.
